Фэндом: White Collar
Название: Острые края
Автор: Shоlio (Friendshippеr)
Перевод: _Наблюдатель
Оригинал: здесь
Тип: Джен
Жанр: Friendship, Hurt/Comfort
Рейтинг: PG-13
Персонажи: Нил, Питер, Элизабет, Диана
Объем: ~ 8 300 слов.
Саммари: Действие происходит после серии 4х16: в тюрьме Питер получает удар заточкой. Написано до старта 5-го сезона, так что теперь, очевидно, АУ.
Сезоны/спойлеры: вплоть до 4х16.
читать дальшеОна была сделана из рукоятки зубной щетки: лезвие из бледно-голубого пластика, заточенное до остроты бритвы. Конечно, Питер знал, что такое заточка, но ни разу не видел ее, кроме как в третьесортных фильмах про тюрьму.
Он уклонился от первого удара в неверящем оцепенении, едва не поскользнулся и ухватился за стену. Во что превратилась его жизнь? Он был в тюремном душе, абсолютно голый, мокрый, а голый гигант с татуировками пытался пырнуть его заточкой.
Душ был одним из немногих мест, где Питеру разрешалось находиться в обществе других заключенных, и он уже понял, что помогать ему никто не станет. Они знали, что он федерал. Скорее, они могли поспособствовать нападавшему. За душами следили, и скоро должен был прибежать охранник – если только ему не заплатили, угрюмо подумал Питер, подныривая под руку гиганта.
Кто-то толкнул его сзади. Ничего доказуемого, просто толчок ногой от одного из наблюдателей, но он споткнулся, и этого оказалось достаточно.
Заточка оказалась холодной, входя в него ниже солнечного сплетения. Он пошатнулся и тяжело упал на мокрый пол душевой. Пахло хлоркой и плесенью.
Боли не было, только холод, распространяющийся от живота по всему телу. Может, он ошибся, может, его вовсе не пырнули, только сбили с ног. Он попытался пошевелиться, с трудом провел рукой по груди и животу и задел что-то твердое.
Тогда накатила боль, заставив его забиться на полу, свернуться в клубок, словно это могло остановить ее или хотя бы ослабить.
Кровь казалось горячей на холодной коже.
Какая-то часть его видела себя со стороны, голого, замерзшего и истекающего кровью в тюремном душе. Это не моя жизнь. Этого не может быть.
***
Охранники не выказывали сочувствия. Они всегда относились к нему профессионально, но использовали каждую возможность, чтобы дать ему понять, что они не лучше относятся к продажным копам, чем остальные обитатели тюрьмы.
Но они перенесли его с пола душевой и положили на что-то мягкое. По-прежнему в тюрьме; ни в одной больнице не могло быть таких колючих простыней. В голове гудело, и он не мог ясно думать, и было холодно, ужасно холодно. Его накрыли простыней, но это помогало слабо. Его так трясло, что казалось, что он вот-вот разлетится на куски, и он хотел, чтобы это прекратилось. Чтобы ему дали что-нибудь от боли.
– Боже, и что, по-вашему, я могу здесь сделать?
Голос принадлежал Рэю Батлеру, местному доктору. Питер уже встречался с ним, когда кому-то удалось порезать его лезвием бритвы, проходя мимо. Рана оказалась поверхностной, требующей лишь антисептика и легкой повязки. Все же, за две недели в тюрьме он уже дважды побывал в лазарете. Плохая статистика, подумал он, и попытался снова свернуться клубком – может, так будет теплее, может, будет не так больно – но твердые руки ему помешали. Кто-то издавал звуки, словно раненое животное, и у Питера появилось ужасное ощущение, что это он сам.
Кто-то что-то спросил, Батлер отозвался:
– Я их только штопаю. Ему нужно в больницу. Ему понадобится операция, антибиотики. Чертовски повезло, если у него не пробит кишечник.
Слова снова слились в белый шум, и где-то в затылке засвербила мысль, что они могут просто оставить его здесь умирать. Он знал, что это глупо, но не мог от нее отделаться. Он был беспомощен – едва мог говорить, не мог думать, не мог даже встать, – и рядом не было никого, кому он бы доверял, и он просто хотел оказаться дома, чтобы прошлых двух недель никогда не было, не хотел больше быть один, но особенно не здесь, не сейчас.
– Пожалуйста, – сказал он, пытаясь поймать руку Батлера. Он не считал, что Батлер думает о нем лучше остальных, но он был врачом; врачи не оставляют пациентов истекать кровью на кушетке. – Пожалуйста, моя жена, можете позвонить моей жене…
– Я не передаю сообщений, – отозвался Батлер, ухватив запястье Питера, и ввел капельницу быстрым, отточенным движением. – Не шевелись. У тебя заточка в кишках, забыл?
Он хотел сказать, что знает, как не знать, и ему было страшнее, чем когда-либо. Хотелось, чтобы кто-то взял его за руку и сказал, что все будет хорошо. Он знал, что это глупо – он же взрослый, ради всего святого, – но все равно потянулся вымазанной в крови рукой. Только тянуться было не за кем, и его рука встретила только пустоту.
– Элизабет, – прошептал он. – Нил.
А потом вокруг сомкнулось темнота, и все исчезло.
Нил корпел над старыми делами с самого утра.
Вот чем теперь ФБР заставляло его заниматься. Его не швырнули в тюрьму, но и оперативной работой заниматься не позволяли. Он должен быть ждать на крыльце Джун в восемь утра, чтобы Диана или Джонс его подобрали, а по вечерам кто-то из них завозил его обратно домой. Днем ему предписывалось неотлучно находиться в офисах белых воротничков, отлучаясь не дальше туалета.
Разумеется, будучи самим собой, первые несколько дней Нил старательно изучал пределы терпимости Кэллоуэй и приставов. Он бегал за кофе, и приносил документы с других этажей, и пользовался каждой возможностью, чтобы проверить границы, имея хорошее оправдание.
Это длилось до тех пор, пока Диана не отвела его в сторону и не разъяснила, что без Питера, который за него вступится, никто в офисе не обладает сразу и желанием, и возможностью спасти его от тюрьмы, если он перебежит дорожку сильным мира сего. Потом добавила еще один аргумент, значащий для него больше первого: раздражая боссов ФБР, он заколачивает гвозди в крышку гроба защиты Питера.
Так что он старался быть хорошим. Это было непросто, не только из-за ограничения его свободы передвижений, но из-за того, что он не мог быть там, делать что-нибудь, что угодно, чтобы помочь вызволить Питера из тюрьмы. Не то, чтобы он на самом деле мог что-то сделать. Джеймс залег на дно, и Нил – как и Диана с Джонсом – подолгу сидел над документами из шкатулки, сравнивая информацию, разыскивая других упомянутых там людей. Некоторые из них были уже мертвы, но большая часть остальных добились высокопоставленных постов. Пратт пока оставался самым могущественным, но еще они нашли четырех судей, двух отставных мэров, полдюжины действующих или бывших шефов полиции в различных муниципалитетах и одного известного журналиста.
В первую очередь они изготовили копии всех документов, и в бумажном, и в электронном виде. Нил убедился, что Моззи получил копию сканов, хотя, наверняка, совершил полдюжины преступлений, вынося их за пределы здания ФБР. Но ему казалось, что Диана и Джонс бы одобрили, если бы знали. Питер бы, наверное, жаловался, и возмущался, и всё равно бы в конце концов дал добро.
Питер. Ему по-прежнему не позволяли увидеть Питера. Наверное, это было тяжелее всего. Домашний арест был не так уж ужасен. Он мог его пережить, по крайней мере, в ближайшей перспективе; по вечерам компанию ему составляли Моззи и Джун, а днем – Диана с Джонсом и остальные из офиса. И если случится худшее, он по опыту знал, что может стряхнуть поводок и исчезнуть за несколько минут.
Но… находиться в офисе белых воротничков без Питера было просто неправильно. Он то и дело ловил себя на том, что оборачивается к кабинету Питера, чтобы прокомментировать особо немыслимый или банальный аспект дела. Или что ему хочется просто подняться и поторчать там какое-то время, посмотреть, чем занимается Питер. Но кабинет Питера больше не был кабинетом Питера. По крайней мере, не сейчас.
Питера держали всего в нескольких кварталах от него. Нил в буквальном смысле слова мог туда дойти, наверное, даже раньше, чем кто-нибудь осознает его отсутствие. Но так сможет разве что постоять снаружи здания. Внутрь его все равно не пустят, даже в ограниченные часы посещений.
Грустнее всего было то, что, не будь его перемещения сейчас так ограничены, он бы хотел все равно пройти мимо, даже если это было вовсе не по пути домой или куда-то еще. По крайней мере, так он стал бы чуть ближе к Питеру, несмотря на каменные стены.
Элизабет не давала о себе знать со дня ареста Питера. Он оставил сообщение на ее автоответчике и – используя спортивную метафору Питера – решил оставить мяч в ее углу поля. Пока что она молчала. Он знал, что, наверное, не стоит слишком надеяться.
И он скучал по этому. Если он позволял себе об этом подумать, он так скучал по всему этому: по вечерам под светом торшера в доме Бёрков, по шутливым перепалкам и длинным ночам в фургоне; по быстрым усмешкам, и плохим каламбурам, и острому уму Питера. Но он не мог позволить себе зацикливаться на этом. Оставалось лишь верить, что он сможет вернуть это все обратно, как после шкатулки, и после Келлера, и после острова – что для них всех есть путь обратно, возможность исправить или хотя бы залатать каждую сломанную вещь.
Переступая через две ступеньки, от кабинетов руководства спустилась Диана и выдернула Нила из рассеянных раздумий про висяк с нарушением авторских прав, который он вяло пытался раскрыть. Она резко дернула головой. Нил вскочил; когда Диана так выглядит, лучше было не спорить. Он потянулся за шляпой.
– Что случилось?
– Питер, – сказала Диана, и Нил поспешил за ней. Стояла середина дня, и Нилу не позволялось никуда выходить, но, похоже, Диана готова была смириться с последствиями.
– Плохие новости? – догадался Нил, пока они ждали лифта. Ее взгляд не предвещал ничего хорошего.
Диана покачала головой, сжав губы в тонкую линию.
– Позвонила подруга из следственного изолятора. Его пырнули заточкой.
На мгновение Нил ощутил, на что похоже лезвие под ребрами. Его мозг заметался между Кто и Когда и Почему, но наконец он спросил самое важное:
– Насколько плохо?
– Достаточно, чтобы его отправили в больницу.
Диана, не дожидаясь, пока двери лифта полностью раскроются, скользнула внутрь и затащила за собой Нила. Нил подозревал, что она не хочет дать кому-нибудь шанс их остановить, прежде чем они выйдут из здания.
– Я думал, его держат под охраной.
Диана ударила по кнопке первого этажа.
– Похоже, поскольку сам он не опасен, это посчитали скорее советом, чем строгим требованием. За настоящими зверями следят круглые сутки, чтобы они ни вышибли никому мозги, но парня, которого может пырнуть любой, кого он посадил, не говоря уж об их друзьях и родственниках, отправляют в общий душ.
Нилу хотелось заметить, что это в общем-то справедливо. Не то чтобы он вступался за тюремную систему США, но в адрес Питера действительно не поступало прямых угроз – по крайней мере, известных ему – и потому охране не с чем было работать. В тюрьме враги были практически у всех; невозможно обеспечить каждого индивидуальным круглосуточным наблюдением.
Но это касалось аспектов его жизни, которые он предпочел бы не обсуждать с Дианой, особенно его близкое знакомство с некоторыми деталями тюремной системы. После ареста Питера Нил решил, что безопаснее никому не напоминать, что потенциально всего один шаг за пределы своего радиуса отделяет его от отсидки остатка срока с сокамерником по имени Бруно.
Двери открылись на пятом этаже. Стажер с тележкой для писем кинул взгляд на лицо Дианы и решил, что благоразумнее подождать следующего лифта. Как только они снова остались наедине, Нил спросил:
– Элизабет знает?
– Джонс этим занимается.
Наверное, хорошее решение. То есть, Диане досталось караулить его. И, боже, в больнице ведь придется разговаривать с Элизабет…
Он перестал выуживать информацию из Дианы и позволил ей замолчать, что, похоже, ее устроило. Больница находилась недалеко, так что они направились на улицу, а не в гараж. Асфальт истекал жаром. Диана шагала так быстро, что Нил с трудом за ней поспевал.
Большую часть пути они прошли в тишине, как вдруг Диана остановилась и повернулась. Нил едва не врезался в нее.
– Я взяла тебя с собой, потому что нечестно было оставлять тебя в неведении, – сказала она. – Но я должна знать, что ты не выкинешь в больнице чего-нибудь неподобающего.
– В смысле, что-то украду, что ли? – слегка обиделся Нил. Ради всего святого, он же не клептоман.
– Нет, в смысле… – Диана помедлила, словно подбирая слова. – Там будут приставы. Всё, что ты потенциально сделаешь, окажет влияние на слушание Питера. Просто не делай ничего, что может ухудшить его положение.
Теперь он уже не просто обиделся.
– Что я, по-твоему, сделаю? Украду у пристава ключ от моего браслета и потанцую с ним?
– Нет! – отмахнулась Диана. – Просто проблема с тобой и Питером, или тобой и Элизабет… – она остановилась и огляделась по сторонам, словно опасаясь, что пристав вот-вот напрыгнет на них из-за угла. – Отношения между тобой и Питером полностью выходят за рамки нормальных отношений агента и консультанта. Не веди себя странно в присутствии приставов, это все, чего я прошу.
– Странно?
– Ради всего святого, Нил, тебе что, картинку нарисовать?
– Нет, я понимаю, о чем ты… – вроде того, – я просто пытаюсь понять, что ты имеешь в виду под «странно». Питер и я не… ну ладно, честно говоря, я понятия не имею, чего ты говоришь мне не делать, потому что я не знаю, что, по-твоему, я обычно делаю.
– О боже, ты все-таки хочешь, чтобы я нарисовала картинку. Ладно. – Диана принялась загибать пальцы. – Никаких прикосновений, никаких объятий, никаких держаний за руки…
– Мы с Питером не держимся…
– Никаких бдений у кровати, никаких полуночных звонков женам агентов, никакого чтения мыслей друг друга, как вы вечно делаете, никакого… что я упускаю, я точно что-то упускаю… никакого неподобающего поведения, Нил, надеюсь, теперь ты меня понял.
– Знаешь, что мы можем сделать? Можем купить большую картонную коробку, – сказал Нил. – Потом я туда заберусь, и ты заклеишь верх. Может, прорежешь дырку, чтобы говорить. Ой, погоди, мне ведь не разрешается не с кем говорить, так?
Он был вполне уверен, что она гневно смотрит на него, но из-за солнечных очков точно сказать было трудно.
– Я серьезно, Кэффри.
– Я тоже. Какой смысл мне вообще ехать в больницу, если мне не позволяется ни с кем говорить, ни до кого дотрагиваться или хотя бы остаться?
Диана вздохнула и потерла лоб.
– Слушай, Кэффри, я знаю, что перечень для тебя – это просто приглашение найти что-то, чего в перечне нет и сделать это всё равно, так что как насчет общей рекомендации. Я могу привести длинный список вещей, в которых тебе не доверяю, но я тебе доверяю в том, что ты хочешь, как лучше для Питера. Я права?
– Да. – Нил попытался передать единственным словом как можно больше искренности.
– Тогда не делай ничего, что может быть понято не так и использовано во вред Питеру. Это все, чего я прошу.
– Никакого давления, – пробормотал Нил.
Когда они добрались до больницы, Диана немного расслабилась и больше не заставляла попадающихся навстречу прохожих вжимать головы в плечи. Что было хорошо, поскольку дальше последовал долгий и запутанный квест по больнице, с размахиванием значком и объяснениями Дианы, что нет, она не семья, и Нил тоже не семья, но она федеральный агент и ей нужно видеть заключенного. Нет, не ее заключенного…
Наконец их провели в зону ожидания, занятую исключительно парой приставов, пьющих кофе и даже н пытающихся сливаться с обстановкой.
– Так-так, – протянул один из них при виде Нила и Дианы. – Кэффри. Давно не виделись.
Чудесно, из всех приставов в стране среди охранников Питера оказался тот, кого он знал. Или, по крайней мере, кто знал его. Лицо казалось Нилу смутно знакомым – может, он забирал его в тюрьму после второго побега.
– Хорошо выглядите, – сказал он. – Сбросили вес?
Пристав растерялся.
– Что, серьезно? – спросила Диана. – Мы тратим федеральные фонды на двух вооруженных охранников для парня, которого пырнули в живот?
Нил похолодел. Куда пырнули? Теперь он пожалел, что не вытащил из Дианы все детали, пока мог сделать это без риска показаться «неподобающим» или о чем там она беспокоилась.
– Это дело на особом контроле, – сказал второй пристав. – А некоторые знакомые Бёрка – эксперты по уклонению от закона. – Он не совсем смотрел на Нила, говоря это. – Никто не хочет неприятностей.
– Не неси чушь, Роберт, – рявкнула Диана. – Мы оба знаем, что Питер не опасен, и что он не сбежит. Даже если бы мог.
Она и Нил отошли в дальний угол комнатки, оставив другой угол приставам. В голове Нила крутились мелочные замечания о неподобающем поведении самой Дианы, но не смог их озвучить из-за беспокойства о Питере.
– Ты не сказала, что его пырнули в живот, – прошипел он.
Диана длинно выдохнула.
– Это теперь важно?
– Да! – воскликнул Нил, но тут подошли Джонс и Элизабет, вероятно, спасшие его от задавания других «неподобающих» вопросов. А за ними следовали папарацци.
Нил уставился на них. Репортеров было четверо, двое с фотоаппаратами, один с микрофоном, один с телекамерой. На лице Элизабет застыл загнанный, напряженный взгляд, а Джонс закрывал ее своим телом. Как только она вошла в зону ожидания, он выгнал репортеров, пригрозив вызвать охрану. Элизабет на миг закрыла лицо руками. Потом опустила руки и впервые увидела Нила. Он поднялся с кресла, но все, что мог делать – стоять там.
– О, Нил, – выдохнула Элизабет и практически упала ему на грудь.
Диана испепеляла его взглядом. Нил попытался передать глазами, что это Элизабет начала, и если кто и ведет себя неподобающе перед приставами, то это она, но в основном он просто держался за нее и позволял ей цепляться за себя. Диана могла сверкать на него глазами сколько угодно, но он не собирался отталкивать Элизабет в такой момент. Наоборот, уткнулся лицом ей в волосы, а она прижалась щекой к его груди.
Они долго так стояли. Наконец Элизабет отстранилась и нетвердо улыбнулась.
– Прости.
– Нет, не извиняйся, просто... – От того, что она явно не сердилась на него, у него ослабели колени. Он не сознавал, как сильно этого боялся; словно всё это время противостоял сильному ветру, который внезапно стих и заставил его потерять равновесие.
От вспышки оба подскочили. Диана пронеслась мимо, и фотограф попытался ретироваться, но Диана схватила его фотоаппарат и вытащила карточку.
– Эй, это кража!
– Я ее верну, – заявила Диана. – Как только сотру.
Фотограф выхватил смартфон и принялся печатать. – Это пойдет в мой блог.
Диана гневно сверкнула глазами, и он поспешно удалился. Диана и Джонс обменялись приглушенными фразами, после чего Джонс вышел из помещения.
– Отлично, – вздохнула Элизабет. – Через пару часов это всё будет в таблоидах: «ФБР покрывает интрижку жены убийцы с мошенником». – Она тронула Нила за руку. – Ты не виноват. Диана, спасибо, что попыталась.
Нил подтолкнул ее к креслу, все еще не в своей тарелке в себя по множеству причин.
– Такое часто случалось?
– В основном первые пару дней. После этого они по большей части сдались, хотя, видимо, от этого снова зашевелились. – По слипшимся ресницам видно было, что она плакала, но свежих следов слез не было видно. – Есть новости?
– Пока нет, – мягко отозвалась Диана, сев с другой стороны от Элизабет. Они окружили ее, словно создавая тихий бастион против всего мира.
– Хорошо, – сказала Элизабет, больше себе, чем им. Она сделала глубокий вдох и, на миг прижав ладони к глазам, опустила их на колени. – Диана, не знаешь, есть здесь поблизости кофейный автомат?
– Внизу по коридору, – встрял один из приставов.
– Я спрашивала не вас, – холодно отозвалась Элизабет.
Диана окинула их быстрым взглядом и сказала: – Я принесу.
Когда Диана ушла, Элизабет окинула Нила долгим, изучающим взглядом. Что бы она ни увидела, ее лицо смягчилась.
– Как ты, Нил? – спросила она, очень тихо, чтобы не слышали приставы.
– Я? – пораженно переспросил Нил. – Я… из всех людей, кто может сейчас на что-то жаловаться, Элизабет, я правда не один из них.
Элизабет сжала губы и, словно ломая какой-то внутренний барьер, накрыла его руку своей.
– Диана рассказала мне про Джеймса.
Нил подавил горячий укол гнева. Он сказал Диане и Джонсу только потому, что ему нужна была их помощь, чтобы найти Джеймса; не хватало только, чтобы его паршивая семейная жизнь стала темой для офисных пересудов. Но гнев и обида через мгновение поблекли. Диана рассказала Элизабет, потому что у Элизабет было законное право знать, что происходит.
– Да, – сказал Нил. – Так…получилось, наверное. Прости, что привел его в ваши жизни, Элизабет.
– Не надо, – сказала она. – Я… слушай, Нил, у меня хорошие отношения с родителями. Я не могу представить, каково тебе сейчас. Но если тебе нужно поговорить… – она криво улыбнулась. – Пожалуй, мне пригодится отвлечься от собственных проблем.
У Нила сжалось горло. Слова не приходили; вместо этого сделал то, что никогда раньше не делал, даже не мечтал сделать с женой Питера, но он всегда был порождением импульса и среагировал импульсивно, прислонившись своим виском к ее. Элизабет придвинулась чуть ближе – твердые пластиковые кресла, казалось, были созданы, чтобы разделять людей, но она прислонилась к нему плечом и они оперлись друг на друга, держась за руки.
Было ясно, что Диана оставила их наедине, чтобы они могли поговорить, но какой смысл говорить, когда нечего сказать. Наконец послышались отрывистые шаги Дианы, и Нил виновато вскинулся, осознав, что его, наверное, за это отругают.
Но минуту она просто стояла и смотрела на них. В руках у нее была только одна чашка кофе, которую она протянула Элизабет.
– Джонс возвращается, – сказала она. – Боюсь, мне нужно вернуться в офис. Позвонить кому-нибудь для тебя?
Элизабет покачала головой.
– Не надо. Сосед сегодня придет прогулять Сатчмо.
Диана кивнула и дернула головой в сторону Нила.
– Пошли, Кэффри.
– Ты не можешь заставить меня уйти, – беспомощно сказал Нил, потому что знал, что может.
Диана покосилась на приставов, которые притворялись безразличными, внимательно прислушиваясь.
– Нил, это не наказание. Тебе нет смысла здесь находиться. Питер какое-то время будет в операционной, и тебя бы к нему не пустили, даже будь он в сознании, так что давай вернемся на работу, прежде чем у меня возникнут проблемы, хорошо?
Верно. Он должен быть в офисе. Он не считал, что имеет право просить Элизабет о чем-нибудь, не после всего случившегося, но все же…
– Позвонишь мне? – спросил он. – Если что-нибудь изменится. Если тебе что-то понадобится.
Элизабет кивнула и сжала его руку.
– Не забудь, предложение поговорить все еще в силе.
– Спасибо, – сказал Нил – пожалуй, самое искреннее, что он за сегодня говорил.
– Я тебя не наказываю, – сказала Диана, когда они вышли на улицу.
– Ну да.
Диана потерла переносицу жестом, который вдруг до боли напомнил Нилу Питера.
– Знаешь, – сказала она не столько ему, сколько миру в целом, – я начинаю задумываться, как Питеру умудрился за три года с тобой не превратиться в законченного алкоголика.
– Я не настолько плох, – запротестовал Нил.
– Нет, просто каждый раз, как я говорю тебе что-то сделать, ты делаешь наоборот. То, что я здесь ни при чем, и ты такой со всеми, не слишком успокаивает.
Нил бы поспорил еще, но ему в голову вдруг пришла ужасная мысль.
– Думаешь, приставы считают, что у меня интрижка с Элизабет?
– Думаю, нет ли у меня в столе аспирина, – отозвалась Диана. – Ладно, одолжу у Джонса…
– Но это же неправда! – запротестовал Нил. – Я могу вернуться и сказать им, что это неправда, если это поможет.
Диана поймала его за руку, когда он попытался повернуться.
– Нет, это не поможет. Совсем даже наоборот. Лучшее, что ты прямо сейчас можешь сделать, Нил – опустить голову и изображать послушную рабочую пчелку.
– У меня это не очень хорошо получается, – сказал Нил.
– Да. Я заметила.
Остаток дня он смог заниматься нарушением авторских прав и поддельными закладными только потому, что то и дело напоминал себе, что делает это для Питера и Элизабет. Дюжину раз ему пришлось помешать себе позвонить или написать Элизабет. Она позвонит ему, если что-нибудь случился. В таком на нее можно положиться.
И он получил смску к концу рабочего дня. «Питер все еще в операционной. Нет новостей = хорошие новости, да?»
«Да», – написал в ответ Нил, – «Держись там».
Диана отвезла его домой, игнорируя горячие просьбы заехать в больницу.
– Нил, сейчас у меня связаны руки. Я поговорю завтра с приставами и постараюсь выбить тебе немножко больше свободы, хорошо?
– Хорошо, – согласился Нил, потому что это было наилучшее, что он мог получить, и Диана была не виновата; нечестно было вымещать разочарование на ней.
Кроме того, если Диана не сможет помочь, всегда остаются другие способы.
К утру Элизабет сообщила, что операция Питера прошла успешно и он стабилен. То есть Нил мог снова вдохнуть полной грудью. Это не разрешило наиболее актуальную проблему: что никто не позволял ему увидеть Питера. Или Элизабет. Диана оставалась холодна к его просьбам. Джонс вообще его избегал. Он думал было позвонить Банкрофту, но, наверное, как раз насчет подобных злоупотреблений и предупреждала Диана.
Странно было ощущать, что руки ему связывают не органы правопорядка, а страх за Питера. Он ощущал отчаянное бессилие, но в этой ситуации у него было даже слишком много власти, несмотря на одновременное пребывание в милости властьпредержащих. Странный и некомфортный рычаг.
К концу рабочего дня Элизабет написала, что Питер проснулся и ему намного лучше. С одной стороны, хорошо, но с другой, у Нила похолодело в животе, потому что как только Питер достаточно поправится, чтобы покинуть больницу, его снова запрут в камеру. Там он будет ранен и беспомощен и в окружении враждебно настроенных людей.
И еще совершенно вне досягаемости Нила, снова, что еще больше подстегнуло желание Нила его увидеть.
– Мы можем заехать в больницу вечером? – спросил он Диану, забирая пиджак.
– Нил, приставы не пустят тебя к Питеру. Ты это знаешь. Я пыталась. Этого не будет.
– Я знаю, – сказал Нил. – Наверное, просто хотел недолго побыть поближе.
Диана сдвинула брови.
– Ты хочешь просто сидеть в больнице, зная, что тебе не позволят увидеть Питера?
– Да, – кивнул Нил.
– Ты что-то задумал, да?
– Не знаю, почему ты так говоришь.
Диана сделала глубокий вдох и снова потерла лоб.
– Знаешь что, – сказала она. – У тебя есть время, пока мы не дойдем до машины, чтобы придумать хорошую, вескую, железобетонную причину для нас обоих отправиться в больницу сегодня вечером. Если сможешь – да, я тебя отвезу.
К счастью, у него хватало опыта в придумывании на лету невероятных способов отвлекать властьпредержащих. Нил протянул руку, взял со стола антистеплер и, прежде чем успел слишком глубоко задуматься, с силой вонзил его в мякоть левой руки. Мгновение он не чувствовал ничего, а потом боль горячей лавой рванулась вверх к плечу.
У Дианы отвисла челюсть.
– Кажется, мне нужно в больницу, – произнес Нил. Точнее, выдохнул, потому что оказалось гораздо больнее, чем он ожидал.
Диана плотно обернула руку Нила своим шарфом, пока все, кто еще не ушел из офиса, глазели на них. Побледневший Блейк поспешил достать дезинфектант; весь стол Нила был залит кровью. Несколько человек спросили, в порядке ли он, и Диана отмахнулась от них, пока Нил таращился на кровь, проступавшую через ее шелковый шарф. Он не ожидал, что будет столько крови. Или что будет так больно. Ему начинало казаться, что он не вполне продумал этот план.
Диана помогла Нилу встать, поддержав его, когда он пошатнулся, и подтолкнула в лифт. А потом испепеляла его взглядом весь путь вниз.
– Больно? – спросила она.
– Да, – смиренно отозвался Нил. Шарф Дианы промок насквозь, и кровь грозила протечь на его брюки. Рубашка уже была забрызгана.
– Не могу поверить, что ты это сделал.
– Это был несчастный случай в офисе, – сказал Нил сквозь стиснутые зубы, потому что боль была такой, что слезились глаза. – Могло случиться с каждым. Уверен, в приемном покое видали и более странные вещи.
– Тебе понадобятся антибиотики.
– Тогда хорошо, что ты везешь меня в больницу.
– Питер тебя убьет. И меня заодно, – задумчиво добавила она. – Но в основном тебя.
Судя по тому, как безразлично с ним обошлись в приемной, они действительно видали и более странные вещи. Нил одной рукой заполнил бумаги – Диана подержала ему планшет – и в ожидании очереди уселся в неудобном кресле, прислонившись головой к стене. Он уже решил, что, пожалуй, стоит подождать с охотой за Питером, пока он не перестанет оставлять за собой кровавые следы. Тем более что мир вокруг стал каким-то странным и зыбким.
Он послал Моззи смс: «БОЛЬНИЦА НА СТАРТ». Возможно, получилось «боьлниа», но стирать и набирать заново одной рукой казалось слишком муторно.
Возможно, стоило продумать план чуть лучше.
Но пока все шло успешно. Он был здесь, в больнице, именно там, где и хотел. Когда его позвали в кабинет, Диана кинула на него трудночитаемый взгляд и осталась в зоне ожидания.
Когда они развернули шарф, у него слегка ослабели колени при виде окровавленной ладони.
– Укус собаки? – спросил врач, глянув в его документы.
– Несчастный случай в офисе, – отозвался Нил. – Знаете, как это бывает.
Ему сделали четыре стежка, наложили тяжелую повязку, от которой пальцы не сгибались, выписали антибиотики, антибактериальный крем и тайленол, и отпустили. Нил направился было к зоне ожидания, а потом тихо выскользнул в коридор. Неловко управляясь с пуговицами одной рукой, застегнул пиджак, чтобы скрыть пятна крови на рубашке.
Голова все еще слегка кружилась, и ему пришлось заставить себя не отвлекаться. Он пожалел, что не попросил болеутоляющего; легче было бы сосредоточиться, если бы рука так не отвлекала. Может, можно купить таблетки в местной аптеке и принять? Но тогда придется искать аптеку… Соберись, Кэффри. Таблетки потом. Сначала Питер.
После нескольких поворотов он нашел путь в ту часть больницы, где держали Питера. Несложно было выяснить, в какой именно палате: наверняка в той, снаружи которой сидел пристав и читал книгу.
Моззи как раз появился в коридоре рядом с пустой зоной ожидания, где Нил и Элизабет были вчера. На нем был рабочий комбинезон и респираторная маска с очками, он тащил на плече стремянку, а в руке – чемоданчик с инструментами.
– Отлично, – оценил маскировку Нил.
Моззи поставил чемоданчик и указал на маску.
–Спецзаказ, – едва различимым голосом сказал он. – Блокирует 99,5 процентов микробов. Конечно, остаются еще другие полпроцента, которые тебя и достают.
– Я твой должник, Моз.
– Снова, – заметил Моззи. – Что у тебя с рукой?
– Долгая история.
Взгляд Моззи стал подозрительным.
– Это случайно не так, как тогда в Мадриде?
Ну да. Моззи был единственным, кого он не мог обмануть, потому что они знали одни и те же аферы.
– Э. Ну, может, чуть-чуть. Только антистеплером вместо ножа, и я пытался проникнуть в больницу, а не выбраться из…
– Нил, – сказал Моззи, умудрившись как-то вложить кучу беспокойства, ужаса и разочарования в одно-единственное слово.
– Знаю, я обещал, что больше не буду делать ничего подобного, но я должен был! Диане нужна была причина, чтобы отвезти меня в больницу.
– И это было лучшее, что ты придумал? – неверяще переспросил Моззи.
– Сработало же, – заметил Нил.
Моззи все еще пребывал в смятении.
– Не могу поверить, что ты бегаешь по больнице с открытой раной. Ты в курсе статистики по плотоядным бактериям? Я знаю одного парня, который может достать реально серьезные антибиотики, такие, которые власти не пропускают через границу, чтобы сохранить свою монополию на…
– У меня есть антибиотики. Я в порядке, Моз. Просто сделай так, как мы планировали.
Нил спрятался за углом, пока Моззи устанавливал лестницу в коридоре, рядом с приставом. Тому пришлось отодвинуть кресло от двери.
– Вам обязательно этим заниматься здесь? – с отвращением осведомился агент. – Прямо сейчас?
Моззи открыл чемоданчик.
– Асбест не ждет, приятель. Каждый раз, как ты вдыхаешь, эти крошечные волокна… ну, лучше твои легкие, чем мои. Вот, тебе пригодится.
Нил выглянул за угол: агент изучал ушные затычки, сунутые ему Моззи.
– Мы в больнице. Здесь пациенты. Вы серьезно?
– Это твои уши, приятель. Если хочешь увидеть документы, мне-то все равно, мне профсоюз всё оплачивает…– Моззи начал листать толстую папку. – Так, вот здесь форма 4039-Б, и, конечно 703-дробь-три-С…
Агент отмахнулся.
– Нет, не нужны мне документы. Слушай, просто…давай поживее, ладно?
Моззи кивнул, забрался на стремянку, надел пару наушников и глянул вниз.
-Защита ушей?
Агент вздохнул и всунул затычки. Через минуту с потолка слетело облачко пыли.
– А маски мне не положено?
– Что? – крикнул Моззи.
– Я сказал…
Нил тихо приоткрыл дверь за спиной пристава и проскользнул внутрь, пока они продолжали спорить. Он был в долгу у Моззи.
В палате Питера царил полумрак, нарушаемый в основном помаргивающими лампочками на приборах вокруг кровати. К счастью, одеяла и простыни прикрывали неприятные медицинские подробности. Глаза Питера были закрыты, и он выглядел ужасно хрупким – не то качество, что Нил когда-нибудь ассоциировал с Питером, но сейчас было в нем что-то такое уязвимое, что у Нила сжалось горло.
Пока Нил медлил у двери, в комнате стало еще темнее. На выходящее в коридор окно набросили тряпку.
– Эй! – послышался возглас пристава.
– Устав, дружище. Нельзя повредить краску, – отозвался Моззи. – Эй! Защита ушей! Хочешь, чтобы из-за тебя у меня были неприятности?
Усмехнувшись, Нил воспользоваться возможностью сдернуть одеяло на кровати Питера так, чтобы оно свисало на пол, на случай, если понадобится быстро прятаться.
– Это голос Моззи? – слабо спросил Питер, и Нил подскочил. Он думал, что Питер спит.
– Э, да. Думаю, тебе не захочется знать детали.
– Не сомневаюсь, – сказал Питер, хрипло, устало и позабавлено одновременно.
– Мне не разрешали тебя увидеть, – заметил Нил, надеясь, что его тон не показался Питеру таким же жалобным, каким показался ему.
– Ну да, то есть очевидное решение – привлечь Моззи, чтобы вы двое…
Из коридора раздался громкий удар.
– Не волнуйся, страховка это покроет, – сказал Моззи.
– …сделали то, что вы делаете, – закончил Питер.
– Ну, ведь это мы и делаем, – сказал Нил, начиная задумываться, что произошло с этим разговором и почему он его совсем не контролирует.
Питер протянул руку. Нил стиснул ее здоровой ладонью. Пальцы Питера были холодными, пожатие гораздо слабее обычного. Наверное, как раз вот этого боялась Диана, подумал Нил. Но сейчас никто их не видел, и, судя по долетавшим из коридора голосам, Моззи продолжал отлично отвлекать охранника.
Нил с неприятным толчком, сменившимся горячей волной ярости, заметил, что другое запястье Питера приковано к кровати.
– Ага, – сказал Питер, проследив за взглядом Нила. Он слегка дернул рукой. Браслет звякнул.
– Вскрыть его для тебя? – предложил Нил.
Питер выглядел серьезно соблазненным, но мотнул головой.
– Я сам даже встать не могу. То есть до туалета меня провожают и сестра, и федеральный агент.
– Питер… – беспомощно проговорил Нил. В горле встала удушающая волна горечи и сожаления. Он успешно подавлял эти эмоции, сосредоточившись на том, чтобы что-то делать, чтобы быть, но наручник его добил, проклятый наручник, свисающий с костлявого запястья Питера. Казалось, он потерял вес за эти две недели. И это Нил тоже помнил, все вещи, о которых старался не думать: тюрьма, и смерть Кейт, и кошмары, после которых он просыпался мокрый от пота и включал весь свет в доме, чтобы напомнить себе, что он у Джун, а не там – и это не должно было происходить с Питером, не должно, не должно.
– Прости, – сказал Нил; голос прозвучал тихо и потерянно. – Мне так жаль.
– Эй, – сказал Питер. – Эй. Нет.
Он потянул Нила за руку; слабо, но Нил ему позволил, и Питер накрыл его руку своей, скованной.
– Ты не… Нил, да, ты совершал ошибки, я совершал ошибки. Что сделано, то сделано. Теперь нам остается только разбираться с ними.
Нил судорожно втянул воздух и попытался взять себя в руки.
– Нам, – прошептал он, и он боялся, так ужасно боялся, что не будет больше никаких «нас».
– Нам, – повторил Питер и улыбнулся краешком рта, слабо, но искренне и заразно; Нил улыбнулся в ответ, казалось, впервые за недели.
– Что у тебя с рукой? – спросил Питер.
– А. Это? Маленький несчастный случай в офисе. Заживет.
– Ты сделал это в офисе? – Питер отпустил здоровую руку Нила и очень мягко взял за запястье вторую, с лицом «изучаю улики». – Чем? Мы теперь храним мачете рядом с кофеваркой?
– Уверен, Диана тебе все расскажет, – поспешно сказал Нил – хочет он этого или нет. Он нашел подходящее отвлечение в виде чашки воды на прикроватном столике. Похоже, когда-то в ней были кубики льда, но теперь остались только крошки. – Хочешь пить? Погоди, тебе можно пить?
– Только чистую жидкость, – скорчил гримасу Питер. – Говорят, ничего важного не проткнули.
– Нет, просто тебе провели серьезную операцию на брюшной полости, всего-то.
У Нила снова подогнулись колени. У кровати стояло кресло; он свалился в него, и снова поднес кружку Питеру. Питер неплохо это скрывал, но он явно был очень слаб. Даже не мог поднять головы от подушки.
– У Эл есть план, – сказал Питер. – Наверное, я не должен тебе рассказывать.
– Наверное, – согласился Нил и с надеждой посмотрел на него. Питер сдался через несколько секунд; наверное, болеутоляющие понизили его сопротивляемость.
– Она еще раз попробует добиться освобождения под залог, – Питер замолчал, закашлялся, и Нил снова поднес ему чашку.
– Что говорит адвокат? – спросил Нил.
– Говорит, что шансы неплохи. Судья отказал в первый раз, но теперь, когда государство не защитило меня в тюрьме, наши аргументы гораздо сильнее. И сейчас они могут не опасаться, что я сбегу, потому что, ну… – он слабо махнул рукой, указывая свое текущее состояние. – Если получится, смогу выздоравливать дома.
Это было куда более предпочтительно, чем Питер в тюрьме, больной и окруженный людьми, которые его ненавидят.
– Если я чем-то могу помочь…
– Нет, – поспешно сказал Питер. – В смысле, я это ценю, но ты сможешь помочь гораздо лучше, если…
– Не будешь лезть на глаза и напоминать им, что твой друг – специалист по побегам. Да, я понимаю. Но они не могут мне запретить навещать тебя дома.
– Нил, они абсолютно могут тебе запретить.
– Куда труднее, чем смогли запретить навещать тебя в тюрьме, – не испугался Нил. – Или в больнице. Но я здесь. Бруклин будет просто раз плюнуть.
– Нил, – сказал Питер. – Не то чтобы я не был рад тебя видеть, потому что я рад. – Его голос стал чуть мягче, согрев что-то за ребрами Нила. – Но я бы правда предпочел, если бы тебя не отправили в тюрьму только за то, что ты пришел посмотреть со мной игру.
– Питер. Ты забыл, с кем разговариваешь? – усмехнулся Нил. – Я никогда, никогда не буду смотреть с тобой игру. Ни за что.
– Я подмечал, как ты кинул пару взглядов на экран, когда играли Близнецы.
– Это был очарованный ужас, – поспешно отказался Нил. – А не интерес.
– Ну, если ты найдешь способ заглянуть, мы обязательно поставим фильм, который тебе нравится.
Они на самом деле поставят, и он ничего не мог на это сказать, ничего не мог сделать, только сидеть здесь в темноте, пока тайное маленькое тепло в его груди не разрослось достаточно, чтобы заглушить пульсацию в раненой руке.
Питер тоже молчал. Им никогда не нужно было заполнять пустоту между ними; иногда достаточно было просто молчать вместе, черпая комфорт и силу из присутствия друг друга.
Но в коридоре стало тихо. Нил покосился на дверь.
– Тебе надо идти, – мягко сказал Питер.
– Да. Наверное.
Когда Нил встал, Питер поймал его за запястье больной руки, мягко провел пальцем по ладони.
– Позже я услышу эту историю.
– Не сомневаюсь.
Нил помедлил. Когда он видел Питера в последний раз, он не знал, что это будет последний раз. Теперь ему казалось, словно это его последний шанс на… он даже не знал, на что. Горло сжималось от всего невысказанного, но слова не приходили.
– Я приду навестить в Бруклин, – наконец сказал он.
– Будь осторожен, – сказал Питер и отпустил его запястье.
Выбраться оказалось проще, чем проникнуть внутрь, поскольку окно теперь прикрывала тряпка. Обогнув угол, он послал Моззи смс: ГОТОВО. Потом пошел проверять, ждет ли его еще Диана.
Она сидела там, где он ее и оставил, читала журнал.
– Все закончил? – спросила она, словно он не потратил только что лишние полчаса на простую медицинскую процедуру.
– Все закончил, – Нил полез в карман за рецептом. – Только надо зайти в аптеку.
Его начинало трясти – упадок адреналина главным образом, плюс шок и боль, которые от отгонял, чтобы сделать то, что нужно. Диана оставила его в машине и ушла с рецептом. Он задремал, резко проснувшись, когда машина остановилась, и он осознал, что они уже у дома Джун. Но коленях у него стоял бумажный пакет из аптеки.
– Все еще не могу поверить, что ты это сделал, – сказала Диана и открыла ему дверь. – Давай, Кэффри, подъем.
Она зашла в дом с ним, поддерживая его.
– У меня будут проблемы? – спросил Нил.
– За несчастный случай в офисе? Крайне надеюсь, что мы не настолько бессердечны.
– Извини за шарф.
– Я все равно его ненавидела. Это подарок от матери.
Она проводила его до квартиры и оставила одного.
Оказалось, что абсолютно всё, начиная от чистки зубов и заканчивая застегиванием рубашки, с одной рукой занимает в четыре раза больше времени. И еще, несмотря на болеутоляющие, рука все равно болела так, что он не единожды просыпался ночью. Он притащился на работу утром, чувствуя себя до крайности паршиво, с легкой лихорадкой и жалостью к себе. В кои-то веки он был рад, что ему не позволяют работать в поле. Сидеть за столом казалось более предпочтительно.
Диана принесла ему обед – привычка, которую они с Джонсом выработали, чтобы не дать ему нарушить правило «не покидай здание без агента», – и сквозь тумана недосыпа и дискомфорта Нил увидел, что она улыбается.
– Только что говорила с Элизабет, – сказала Диана. – Угадай, кого выпустили под залог.
Нил выпрямился, временно позабыв о собственном дискомфорте.
– Им нужны деньги для залога?
– Я этого не слышала, – сказала Диана. – Нет, они выпишут закладную. Он будет под домашним арестом в Бруклине, но это гораздо лучше тюрьмы. Элизабет сказала, что его могут выпустить из больницы даже сегодня днем, завтра уж точно.
Вчера Питер казался таким бледным и слабым…
– Не рано ли его выпускают?
– Очевидно, как только пациенты могут самостоятельно встать, содержание их в больнице причиняет больше вреда, чем пользы, – сказала Диана. Нил уставился на нее. Она пожала плечами. – Нельзя три года жить с врачом и ничего не нахвататься.
– Питер возвращается домой, – повторил Нил. Это казалось нереальным.
– До суда, – напомнила Диана. Но она тоже выглядела более расслабленной, чем Нил видел ее в эти две недели.
Как только Дина вернулась к работе, Нил сбросил Элизабет смайлик. Она тут же ответила ему «Ура!», и они перекидывались радостными смсками весь день.
«Питер будет дома завтра утром», – написала Элизабет ближе к вечеру. – «Придешь вечером?»
Завтра была суббота.
«Не знаю, разрешат ли мне», – ответил Нил. – «Радиус».
«Я поговорю с адвокатом», – написала Элизабет.
Оо. Ему никогда не приходило в голову нанять адвоката для расследования ограничения его гражданских прав. Нил улыбнулся.
– Ты выглядишь довольным, – заметила Диана. – Я хочу знать, почему?
– Питер возвращается домой.
Диана вскинула кулак и усмехнулась.
Телефон Нила зазвонил вечером, когда он сгорбился над столом, пытаясь собраться с силами и позвонить заказать ужин. На руке вроде не наблюдалось смертельных красных полос, так что антибиотики действовали, но она все равно болела, и чесалась, и у него ныли все кости. Он уже был вымотан после всего, что случилось с Джеймсом и шкатулкой – стресс, тревога, недосып. Сегодня он слишком устал, чтобы хотя бы глянуть на определитель номера.
– Алло?
– Ты пырнул себя в руку, – раздался голос Питера. – Какого дьявола, Нил.
– И тебе привет, – ответил Нил. – Вижу, ты поговорил с Дианой.
– Какого черта, – повторил Питер. Он казался более энергичным, чем вчера, хотя, может такого рода энергия заставит его перевалиться через край койки и притащиться на Манхэттен, чтобы отчитать Нила лично. – О чем ты думал? Нет, не отвечай, я и так знаю.
– Диана сказала, что если я…
– Не впутывай сюда Диану. Ты пырнул себя в руку.
– Вообще-то это был антистеплер, – сказал Нил. С другого конца повисла долгая угрожающая тишина. – Э, Питер?
– Две недели, – сказал Питер. – Я выпустил тебя из виду на две недели, и вот что получилось. Наверное, я должен радоваться, что ты не сиганул с какого-нибудь небоскреба – или, по крайней мере, Диана еще не успела мне об этом рассказать.
Да, Питер определенно чувствовал себя гораздо лучше.
– Никаких небоскребов, – заверил Нил. В дверь постучали. – Э, Питер, ко мне пришли, мне пора.
Если он найдет силы, чтобы встать.
– Не вешай трубку, я с тобой еще не закончил, – пригрозил Питер, и тут дверь открылась и вошла Элизабет, увешанная пакетами.
– Привет, Нил, – сказала она, потрепав его по руке. – Это Питер? Передай ему привет.
– Э, Элизабет передает привет, – заторможено повторил Нил, с оторопелым замешательством уставившись на нее, когда она начала вытаскивать из пакетов картонки и упаковки.
– Ага, она собиралась принести тебе суп и еще что-то, – сказал Питер. – Нил, твоя рука. Тебе нужны твои руки.
– Я принимаю антибиотики, – беспомощно возразил Нил.
– О, твоя рука! – воскликнула Элизабет. – Можно глянуть?
Нил попытался запихнуть травмированную конечность под мышку, но Питер сказал: «Пусть она посмотрит, Нил», так что Элизабет взяла его руку и мягко положила на стол.
– Ты не против? – спросила она и, когда он кивнул, начала разворачивать повязку. В пакетах, помимо прочего, оказались марля, бинты, лейкопластырь и прочие медицинские припасы.
Ему полагалось менять повязку дважды в день, но это оказалось так неудобно с одной рукой, что утром он просто заглянул под нее убедиться, что у него не начинается гангрена, помазал рану кремом и вернул повязку на место. Тем более что все равно забыл купить в аптеке свежие бинты.
Моззи, наверное, помог бы – в резиновых перчатках и непрерывно жалуясь, – но Нилу странно не хотелось просить; казалось, что это одна из тех вещей, что он должен быть в состоянии делать самостоятельно. Элизабет он тоже бы не попросил, но раз она взялась сама, он не возражал вверить свою руку ее заботе.
– О, Нил, – тихо сказала Элизабет, развернул повязку и глядя на распухшую покрасневшую ладонь. – Это стежки?
– Там стежки? – послышался из трубки разъяренный голос Питера.
– Ты позвонил только чтобы поорать на меня? – поинтересовался Нил. Разговаривать с Питером было хорошим отвлечением, потому что от манипуляций Элизабет было больно.
– Да, в основном за этим, – подтвердил Питер. – Мне теперь разрешили телефон.
– Я заметил.
– Наш адвокат пытается ослабить твой поводок, чтобы ты мог приехать в Бруклин, и я смог отругать тебя лично.
– Отлично, – сказал Нил, – есть на что надеяться.
Руке стало лучше после перевязки. Тут Нил осознал, что Питер давно молчит.
– Эй, Питер, ты еще здесь?
– Угу, – подтвердил Питер. Он казался сонным, краткая вспышка энергии угасла. – Кажется, я перетрудился, пока ругался на тебя.
– Я должен чувствовать себя виноватым из-за этого?
– Увидимся завтра, Нил. – Судя по голосу, Питер быстро уставал.
– Спокойной ночи, Питер.
Элизабет жестом попросила телефон, и, получив его, обменялась быстрым «дорогой» с Питером, пока Нил доставал миску для супа – куриного, разумеется, – исходившего паром в картонке.
– Останешься на ужин? – спросил он, доставая вторую миску.
Элизабет покачала головой и принялась убирать медицинские припасы.
– Нет, мне нужно домой, выгулять пса и попытаться немного поработать. Как-нибудь в другой раз, ладно?
– Конечно. Элизабет… – Он помедлил и быстро обнял ее, прежде чем лишился решимости. – Спасибо, что пришла, – сказала он ей в макушку.
Она обняла его в ответ.
– Думаю, я осознала кое-что после нашего разговора в больнице, – сказала она, отстранившись и глядя на него. – А именно, мир может быть ужасным холодным местом, и людям у власти наплевать, и лучший способ противостоять этим мерзавцам – присматривать друг за другом.
– Ужасно депрессивная точка зрения, – сказал Нил. – Не думаю, что Питер согласится.
– Наверное, нет, – согласилась Элизабет. – Но зато точно, как считаешь?
– Похоже на то.
Он проводил ее до двери.
–Питера выпишут из больницы около полудня, – сказала Элизабет. – Хочешь прийти вечером? Ты приглашен.
– Если мои сторожевые псы мне позволят.
Диана позвонила ему утром, не слишком рано.
– Похоже на то, что дом Бёрков снова в твоем радиусе. Я подумала, ты захочешь знать.
– Спасибо. Здорово. – Он сидел на террасе, с доставленным служанкой Джун завтраком. Даже рука болела гораздо меньше. – Как ты этого добилась?
– Не я, – отказалась Диана. – Адвокат Питера убедил судью, что лишать его посетителей – нарушение его конституционных прав, или что-то в этом духе. Не знаю, тревожиться или восхищаться, что Бёрки, похоже, наняли себе акулу как раз из того типа адвокатов, что Питер обычно ненавидит.
– Джун рекомендовала адвоката, – сказал Нил. И оплачивала приличную часть его гонорара, хотя он был вполне уверен, что Питер этого не знает.
– А, это многое объясняет. С другой стороны, мне плевать, насколько он неэтичен, если он снимет Питера с крючка.
– До этого еще далеко, – сказал Нил. Но впервые ему показалось, что они могут это сделать.
Питер был дома, снова со своей женой и собакой – и да, может, это временно, но это лучше того, что было пару дней назад.
Сегодня будет прекрасный день.
Нил вызвал такси, когда уже стемнело, огни города звездами засверкали под синеющим вечерним небом. Он невольно кидал взгляды на браслет, но огонек продолжал светиться ободряюще зеленым на всем пути до Бруклина.
Он заплатил таксисту и с колотящимся сердцем поднялся по ступеням. Казалось, прошло гораздо больше двух с половиной недель с тех пор, как он в последний раз стоял на пороге Бёрков. Тогда все было так просто. Теперь он долго стоял, занеся руку над дверью, прежде чем наконец постучать.
Дверь открыла Элизабет, в фартуке и с крошками муки на щеке. И она выглядела счастливой – расслабленной, в своей среде, налет усталости ушел, даже если только временно.
– Заходи, Нил, – пропустила она его. – Питер наверху, и он не спит, если хочешь пойти поздороваться. Мы решили, что лучше ему пока не скакать по ступенькам, так что разместили его в спальне.
– Разумно, – сказал Нил. Он пытался говорить спокойно, хотя сердце колотилось как у кролика. Нечего нервничать, сказал он себе. Как в старые времена. Ничего не изменилось, ничего важного.
Элизабет поцеловала его в щеку.
– Спасибо, что пришел.
Он поднялся на второй этаж. Дверь в спальню Питера и Элизабет была открыта, изнутри доносился возбужденное бормотание телекомментатора. Он не был в их спальне с тех пор, как тайком забрался искать манифест про сокровища. Так давно, подумал он. Словно целую жизнь назад.
Питер, в спортивном костюме, полулежал в горе подушек. Он заметил мнущегося на пороге Нила, прежде чем тот успел собраться с духом и постучать, и выключил звук.
– Привет, – сказал он, с усилием садясь прямее. – Не торчи на пороге. Как рука?
В углу стояло кресло, но Нил присел на краешек кровати. Он осторожно пошевелил рукой.
– Лучше. Правда, это ерунда.
– Нил, Диана сказала, что ты залил кровью весь стол и рубашку.
– Диана – сплетница.
– И тебе понадобились стежки. Иногда мне кажется, что я должен вернуть тебя в тюрьму ради твоей же безопасности.
– Ты правда это не оставишь, да?
– Ты сообразительный парень, – сказал Питер. – В следующий раз, когда тебе придется пробираться в больницу, надеюсь, ты придумаешь план получше, чем увечить себя.
– Говорит парень, которого пырнули заточкой в душе, – отпарировал Нил и пожалел, что не прикусил язык. Он понятия не имел, можно ли уже об этом шутить.
Но Питер лишь фыркнул.
– Если бы я пырнул себя сам, у нас был бы повод для сравнения.
– Ты выбрался из тюрьмы, – не удержался Нил.
Питер приподнял брови.
– Я удивлен, что тебе никогда не приходил в голову такой план побега.
– Я об этом думал, – сказал Нил. – Так пробовали делать. Но обычно охрана тебя ловит, в основном потому что люди слишком осторожны. Убедительное самоповреждение – такое, про которое никому и в голову не придет, что ты мог сделать это специально.
Неудивительно, взгляд Питера скользнул к перевязанной руке Нила.
– Но антистеплер? Серьезно?
– Он оказался под рукой.
– Потому что, упаси боже, если ты подумаешь о своих планах больше двух секунд. – Питер прочистил горло и откинулся на подушки. – Я бы не послал тебя обратно, знаешь, – ни с того ни с сего сказал он.
– Знаю, – сказал Нил. У него сжалось горло. Он знал – Питер неоднократно доказал, что готов на всё, чтобы уберечь Нила от тюрьмы. Но это была одна из вещей, о которых они не говорили, часть негласного понимания между ними.
Питер снова прочистил горло, и они старательно избегали взглядов друг друга пару минут. По экрану телевизора носились фигурки в ярких униформах, делая непостижимые вещи.
– Знаешь, тебе необязательно тут торчать только из-за того, что я здесь застрял, – сказал Питер. – Но если собираешь задержаться, устраивайся поудобнее.
Нил подумал об этом и присел рядом в гору подушек. Элизабет, похоже, собрала все подушки в доме и взгромоздила их в изголовье кровати. Более чем достаточно для двоих.
– Необязательно это смотреть, – сказал Питер, ткнув пультом в экран. – Не слишком хороший матч.
– Ну не знаю, – сказал Нил. – Мне всегда вроде как хотелось посмотреть матч. – Он прищурился на экран, чтобы удостовериться в виде спорта. – …футбольный матч. Можешь мне рассказывать, что происходит.
– Университетская лига, – сказал Питер, – и мою альма-матер размазывают по стенке. Кажется, по «Спорту» идут гонки.
– Ты знаешь, как я люблю гонки.
Питер сунул ему пульт. – Ладно, веди.
Наконец они остановились на «Севере через северо-запад». Фальшивое обвинение в убийстве казалось Нилу больной темой, но это было единственное, что один из них немедленно не отверг в процессе переключения каналов. Они оба уже видели его, но больше всего Нила привлекло то, что Питеру это напомнило ночные просмотры фильмов Хичкока в школе.
– У нас был этот старый телевизор, знаешь, из тех огромных, с лучевой трубкой, которые разогреваются целую вечность. Я проскальзывал вниз, когда родители засыпали, и вешал простыню над лестницей, чтобы свет экрана их не разбудил.
– Очень коварно с твоей стороны, Питер. Прямо как мошенник.
– Полагаю, в твоих устах это комплимент.
Через какое-то время обрывочные воспоминания Питера стали куда реже, и наконец он совсем замолчал. Нил покосился на него и обнаружил, что он уснул, неловко свесив голову. Нил сел и осторожно подсунул ему под шею еще одну подушку. Он все еще был ужасно бледен, критически взглянул на него Нил, и слишком худ, с синими тенями под глазами.
Но он был дома. Они смогут все исправить. Смогут.
Нил уютно устроился на подушках, прислонившись плечом к Питеру, и стал смотреть, как Кэри Грант и его классический костюм ускользают от закона.
End.
______________________________
Название: Острые края
Автор: Shоlio (Friendshippеr)
Перевод: _Наблюдатель
Оригинал: здесь
Тип: Джен
Жанр: Friendship, Hurt/Comfort
Рейтинг: PG-13
Персонажи: Нил, Питер, Элизабет, Диана
Объем: ~ 8 300 слов.
Саммари: Действие происходит после серии 4х16: в тюрьме Питер получает удар заточкой. Написано до старта 5-го сезона, так что теперь, очевидно, АУ.
Сезоны/спойлеры: вплоть до 4х16.
читать дальшеОна была сделана из рукоятки зубной щетки: лезвие из бледно-голубого пластика, заточенное до остроты бритвы. Конечно, Питер знал, что такое заточка, но ни разу не видел ее, кроме как в третьесортных фильмах про тюрьму.
Он уклонился от первого удара в неверящем оцепенении, едва не поскользнулся и ухватился за стену. Во что превратилась его жизнь? Он был в тюремном душе, абсолютно голый, мокрый, а голый гигант с татуировками пытался пырнуть его заточкой.
Душ был одним из немногих мест, где Питеру разрешалось находиться в обществе других заключенных, и он уже понял, что помогать ему никто не станет. Они знали, что он федерал. Скорее, они могли поспособствовать нападавшему. За душами следили, и скоро должен был прибежать охранник – если только ему не заплатили, угрюмо подумал Питер, подныривая под руку гиганта.
Кто-то толкнул его сзади. Ничего доказуемого, просто толчок ногой от одного из наблюдателей, но он споткнулся, и этого оказалось достаточно.
Заточка оказалась холодной, входя в него ниже солнечного сплетения. Он пошатнулся и тяжело упал на мокрый пол душевой. Пахло хлоркой и плесенью.
Боли не было, только холод, распространяющийся от живота по всему телу. Может, он ошибся, может, его вовсе не пырнули, только сбили с ног. Он попытался пошевелиться, с трудом провел рукой по груди и животу и задел что-то твердое.
Тогда накатила боль, заставив его забиться на полу, свернуться в клубок, словно это могло остановить ее или хотя бы ослабить.
Кровь казалось горячей на холодной коже.
Какая-то часть его видела себя со стороны, голого, замерзшего и истекающего кровью в тюремном душе. Это не моя жизнь. Этого не может быть.
***
Охранники не выказывали сочувствия. Они всегда относились к нему профессионально, но использовали каждую возможность, чтобы дать ему понять, что они не лучше относятся к продажным копам, чем остальные обитатели тюрьмы.
Но они перенесли его с пола душевой и положили на что-то мягкое. По-прежнему в тюрьме; ни в одной больнице не могло быть таких колючих простыней. В голове гудело, и он не мог ясно думать, и было холодно, ужасно холодно. Его накрыли простыней, но это помогало слабо. Его так трясло, что казалось, что он вот-вот разлетится на куски, и он хотел, чтобы это прекратилось. Чтобы ему дали что-нибудь от боли.
– Боже, и что, по-вашему, я могу здесь сделать?
Голос принадлежал Рэю Батлеру, местному доктору. Питер уже встречался с ним, когда кому-то удалось порезать его лезвием бритвы, проходя мимо. Рана оказалась поверхностной, требующей лишь антисептика и легкой повязки. Все же, за две недели в тюрьме он уже дважды побывал в лазарете. Плохая статистика, подумал он, и попытался снова свернуться клубком – может, так будет теплее, может, будет не так больно – но твердые руки ему помешали. Кто-то издавал звуки, словно раненое животное, и у Питера появилось ужасное ощущение, что это он сам.
Кто-то что-то спросил, Батлер отозвался:
– Я их только штопаю. Ему нужно в больницу. Ему понадобится операция, антибиотики. Чертовски повезло, если у него не пробит кишечник.
Слова снова слились в белый шум, и где-то в затылке засвербила мысль, что они могут просто оставить его здесь умирать. Он знал, что это глупо, но не мог от нее отделаться. Он был беспомощен – едва мог говорить, не мог думать, не мог даже встать, – и рядом не было никого, кому он бы доверял, и он просто хотел оказаться дома, чтобы прошлых двух недель никогда не было, не хотел больше быть один, но особенно не здесь, не сейчас.
– Пожалуйста, – сказал он, пытаясь поймать руку Батлера. Он не считал, что Батлер думает о нем лучше остальных, но он был врачом; врачи не оставляют пациентов истекать кровью на кушетке. – Пожалуйста, моя жена, можете позвонить моей жене…
– Я не передаю сообщений, – отозвался Батлер, ухватив запястье Питера, и ввел капельницу быстрым, отточенным движением. – Не шевелись. У тебя заточка в кишках, забыл?
Он хотел сказать, что знает, как не знать, и ему было страшнее, чем когда-либо. Хотелось, чтобы кто-то взял его за руку и сказал, что все будет хорошо. Он знал, что это глупо – он же взрослый, ради всего святого, – но все равно потянулся вымазанной в крови рукой. Только тянуться было не за кем, и его рука встретила только пустоту.
– Элизабет, – прошептал он. – Нил.
А потом вокруг сомкнулось темнота, и все исчезло.
***
Нил корпел над старыми делами с самого утра.
Вот чем теперь ФБР заставляло его заниматься. Его не швырнули в тюрьму, но и оперативной работой заниматься не позволяли. Он должен быть ждать на крыльце Джун в восемь утра, чтобы Диана или Джонс его подобрали, а по вечерам кто-то из них завозил его обратно домой. Днем ему предписывалось неотлучно находиться в офисах белых воротничков, отлучаясь не дальше туалета.
Разумеется, будучи самим собой, первые несколько дней Нил старательно изучал пределы терпимости Кэллоуэй и приставов. Он бегал за кофе, и приносил документы с других этажей, и пользовался каждой возможностью, чтобы проверить границы, имея хорошее оправдание.
Это длилось до тех пор, пока Диана не отвела его в сторону и не разъяснила, что без Питера, который за него вступится, никто в офисе не обладает сразу и желанием, и возможностью спасти его от тюрьмы, если он перебежит дорожку сильным мира сего. Потом добавила еще один аргумент, значащий для него больше первого: раздражая боссов ФБР, он заколачивает гвозди в крышку гроба защиты Питера.
Так что он старался быть хорошим. Это было непросто, не только из-за ограничения его свободы передвижений, но из-за того, что он не мог быть там, делать что-нибудь, что угодно, чтобы помочь вызволить Питера из тюрьмы. Не то, чтобы он на самом деле мог что-то сделать. Джеймс залег на дно, и Нил – как и Диана с Джонсом – подолгу сидел над документами из шкатулки, сравнивая информацию, разыскивая других упомянутых там людей. Некоторые из них были уже мертвы, но большая часть остальных добились высокопоставленных постов. Пратт пока оставался самым могущественным, но еще они нашли четырех судей, двух отставных мэров, полдюжины действующих или бывших шефов полиции в различных муниципалитетах и одного известного журналиста.
В первую очередь они изготовили копии всех документов, и в бумажном, и в электронном виде. Нил убедился, что Моззи получил копию сканов, хотя, наверняка, совершил полдюжины преступлений, вынося их за пределы здания ФБР. Но ему казалось, что Диана и Джонс бы одобрили, если бы знали. Питер бы, наверное, жаловался, и возмущался, и всё равно бы в конце концов дал добро.
Питер. Ему по-прежнему не позволяли увидеть Питера. Наверное, это было тяжелее всего. Домашний арест был не так уж ужасен. Он мог его пережить, по крайней мере, в ближайшей перспективе; по вечерам компанию ему составляли Моззи и Джун, а днем – Диана с Джонсом и остальные из офиса. И если случится худшее, он по опыту знал, что может стряхнуть поводок и исчезнуть за несколько минут.
Но… находиться в офисе белых воротничков без Питера было просто неправильно. Он то и дело ловил себя на том, что оборачивается к кабинету Питера, чтобы прокомментировать особо немыслимый или банальный аспект дела. Или что ему хочется просто подняться и поторчать там какое-то время, посмотреть, чем занимается Питер. Но кабинет Питера больше не был кабинетом Питера. По крайней мере, не сейчас.
Питера держали всего в нескольких кварталах от него. Нил в буквальном смысле слова мог туда дойти, наверное, даже раньше, чем кто-нибудь осознает его отсутствие. Но так сможет разве что постоять снаружи здания. Внутрь его все равно не пустят, даже в ограниченные часы посещений.
Грустнее всего было то, что, не будь его перемещения сейчас так ограничены, он бы хотел все равно пройти мимо, даже если это было вовсе не по пути домой или куда-то еще. По крайней мере, так он стал бы чуть ближе к Питеру, несмотря на каменные стены.
Элизабет не давала о себе знать со дня ареста Питера. Он оставил сообщение на ее автоответчике и – используя спортивную метафору Питера – решил оставить мяч в ее углу поля. Пока что она молчала. Он знал, что, наверное, не стоит слишком надеяться.
И он скучал по этому. Если он позволял себе об этом подумать, он так скучал по всему этому: по вечерам под светом торшера в доме Бёрков, по шутливым перепалкам и длинным ночам в фургоне; по быстрым усмешкам, и плохим каламбурам, и острому уму Питера. Но он не мог позволить себе зацикливаться на этом. Оставалось лишь верить, что он сможет вернуть это все обратно, как после шкатулки, и после Келлера, и после острова – что для них всех есть путь обратно, возможность исправить или хотя бы залатать каждую сломанную вещь.
Переступая через две ступеньки, от кабинетов руководства спустилась Диана и выдернула Нила из рассеянных раздумий про висяк с нарушением авторских прав, который он вяло пытался раскрыть. Она резко дернула головой. Нил вскочил; когда Диана так выглядит, лучше было не спорить. Он потянулся за шляпой.
– Что случилось?
– Питер, – сказала Диана, и Нил поспешил за ней. Стояла середина дня, и Нилу не позволялось никуда выходить, но, похоже, Диана готова была смириться с последствиями.
– Плохие новости? – догадался Нил, пока они ждали лифта. Ее взгляд не предвещал ничего хорошего.
Диана покачала головой, сжав губы в тонкую линию.
– Позвонила подруга из следственного изолятора. Его пырнули заточкой.
На мгновение Нил ощутил, на что похоже лезвие под ребрами. Его мозг заметался между Кто и Когда и Почему, но наконец он спросил самое важное:
– Насколько плохо?
– Достаточно, чтобы его отправили в больницу.
Диана, не дожидаясь, пока двери лифта полностью раскроются, скользнула внутрь и затащила за собой Нила. Нил подозревал, что она не хочет дать кому-нибудь шанс их остановить, прежде чем они выйдут из здания.
– Я думал, его держат под охраной.
Диана ударила по кнопке первого этажа.
– Похоже, поскольку сам он не опасен, это посчитали скорее советом, чем строгим требованием. За настоящими зверями следят круглые сутки, чтобы они ни вышибли никому мозги, но парня, которого может пырнуть любой, кого он посадил, не говоря уж об их друзьях и родственниках, отправляют в общий душ.
Нилу хотелось заметить, что это в общем-то справедливо. Не то чтобы он вступался за тюремную систему США, но в адрес Питера действительно не поступало прямых угроз – по крайней мере, известных ему – и потому охране не с чем было работать. В тюрьме враги были практически у всех; невозможно обеспечить каждого индивидуальным круглосуточным наблюдением.
Но это касалось аспектов его жизни, которые он предпочел бы не обсуждать с Дианой, особенно его близкое знакомство с некоторыми деталями тюремной системы. После ареста Питера Нил решил, что безопаснее никому не напоминать, что потенциально всего один шаг за пределы своего радиуса отделяет его от отсидки остатка срока с сокамерником по имени Бруно.
Двери открылись на пятом этаже. Стажер с тележкой для писем кинул взгляд на лицо Дианы и решил, что благоразумнее подождать следующего лифта. Как только они снова остались наедине, Нил спросил:
– Элизабет знает?
– Джонс этим занимается.
Наверное, хорошее решение. То есть, Диане досталось караулить его. И, боже, в больнице ведь придется разговаривать с Элизабет…
Он перестал выуживать информацию из Дианы и позволил ей замолчать, что, похоже, ее устроило. Больница находилась недалеко, так что они направились на улицу, а не в гараж. Асфальт истекал жаром. Диана шагала так быстро, что Нил с трудом за ней поспевал.
Большую часть пути они прошли в тишине, как вдруг Диана остановилась и повернулась. Нил едва не врезался в нее.
– Я взяла тебя с собой, потому что нечестно было оставлять тебя в неведении, – сказала она. – Но я должна знать, что ты не выкинешь в больнице чего-нибудь неподобающего.
– В смысле, что-то украду, что ли? – слегка обиделся Нил. Ради всего святого, он же не клептоман.
– Нет, в смысле… – Диана помедлила, словно подбирая слова. – Там будут приставы. Всё, что ты потенциально сделаешь, окажет влияние на слушание Питера. Просто не делай ничего, что может ухудшить его положение.
Теперь он уже не просто обиделся.
– Что я, по-твоему, сделаю? Украду у пристава ключ от моего браслета и потанцую с ним?
– Нет! – отмахнулась Диана. – Просто проблема с тобой и Питером, или тобой и Элизабет… – она остановилась и огляделась по сторонам, словно опасаясь, что пристав вот-вот напрыгнет на них из-за угла. – Отношения между тобой и Питером полностью выходят за рамки нормальных отношений агента и консультанта. Не веди себя странно в присутствии приставов, это все, чего я прошу.
– Странно?
– Ради всего святого, Нил, тебе что, картинку нарисовать?
– Нет, я понимаю, о чем ты… – вроде того, – я просто пытаюсь понять, что ты имеешь в виду под «странно». Питер и я не… ну ладно, честно говоря, я понятия не имею, чего ты говоришь мне не делать, потому что я не знаю, что, по-твоему, я обычно делаю.
– О боже, ты все-таки хочешь, чтобы я нарисовала картинку. Ладно. – Диана принялась загибать пальцы. – Никаких прикосновений, никаких объятий, никаких держаний за руки…
– Мы с Питером не держимся…
– Никаких бдений у кровати, никаких полуночных звонков женам агентов, никакого чтения мыслей друг друга, как вы вечно делаете, никакого… что я упускаю, я точно что-то упускаю… никакого неподобающего поведения, Нил, надеюсь, теперь ты меня понял.
– Знаешь, что мы можем сделать? Можем купить большую картонную коробку, – сказал Нил. – Потом я туда заберусь, и ты заклеишь верх. Может, прорежешь дырку, чтобы говорить. Ой, погоди, мне ведь не разрешается не с кем говорить, так?
Он был вполне уверен, что она гневно смотрит на него, но из-за солнечных очков точно сказать было трудно.
– Я серьезно, Кэффри.
– Я тоже. Какой смысл мне вообще ехать в больницу, если мне не позволяется ни с кем говорить, ни до кого дотрагиваться или хотя бы остаться?
Диана вздохнула и потерла лоб.
– Слушай, Кэффри, я знаю, что перечень для тебя – это просто приглашение найти что-то, чего в перечне нет и сделать это всё равно, так что как насчет общей рекомендации. Я могу привести длинный список вещей, в которых тебе не доверяю, но я тебе доверяю в том, что ты хочешь, как лучше для Питера. Я права?
– Да. – Нил попытался передать единственным словом как можно больше искренности.
– Тогда не делай ничего, что может быть понято не так и использовано во вред Питеру. Это все, чего я прошу.
– Никакого давления, – пробормотал Нил.
***
Когда они добрались до больницы, Диана немного расслабилась и больше не заставляла попадающихся навстречу прохожих вжимать головы в плечи. Что было хорошо, поскольку дальше последовал долгий и запутанный квест по больнице, с размахиванием значком и объяснениями Дианы, что нет, она не семья, и Нил тоже не семья, но она федеральный агент и ей нужно видеть заключенного. Нет, не ее заключенного…
Наконец их провели в зону ожидания, занятую исключительно парой приставов, пьющих кофе и даже н пытающихся сливаться с обстановкой.
– Так-так, – протянул один из них при виде Нила и Дианы. – Кэффри. Давно не виделись.
Чудесно, из всех приставов в стране среди охранников Питера оказался тот, кого он знал. Или, по крайней мере, кто знал его. Лицо казалось Нилу смутно знакомым – может, он забирал его в тюрьму после второго побега.
– Хорошо выглядите, – сказал он. – Сбросили вес?
Пристав растерялся.
– Что, серьезно? – спросила Диана. – Мы тратим федеральные фонды на двух вооруженных охранников для парня, которого пырнули в живот?
Нил похолодел. Куда пырнули? Теперь он пожалел, что не вытащил из Дианы все детали, пока мог сделать это без риска показаться «неподобающим» или о чем там она беспокоилась.
– Это дело на особом контроле, – сказал второй пристав. – А некоторые знакомые Бёрка – эксперты по уклонению от закона. – Он не совсем смотрел на Нила, говоря это. – Никто не хочет неприятностей.
– Не неси чушь, Роберт, – рявкнула Диана. – Мы оба знаем, что Питер не опасен, и что он не сбежит. Даже если бы мог.
Она и Нил отошли в дальний угол комнатки, оставив другой угол приставам. В голове Нила крутились мелочные замечания о неподобающем поведении самой Дианы, но не смог их озвучить из-за беспокойства о Питере.
– Ты не сказала, что его пырнули в живот, – прошипел он.
Диана длинно выдохнула.
– Это теперь важно?
– Да! – воскликнул Нил, но тут подошли Джонс и Элизабет, вероятно, спасшие его от задавания других «неподобающих» вопросов. А за ними следовали папарацци.
Нил уставился на них. Репортеров было четверо, двое с фотоаппаратами, один с микрофоном, один с телекамерой. На лице Элизабет застыл загнанный, напряженный взгляд, а Джонс закрывал ее своим телом. Как только она вошла в зону ожидания, он выгнал репортеров, пригрозив вызвать охрану. Элизабет на миг закрыла лицо руками. Потом опустила руки и впервые увидела Нила. Он поднялся с кресла, но все, что мог делать – стоять там.
– О, Нил, – выдохнула Элизабет и практически упала ему на грудь.
Диана испепеляла его взглядом. Нил попытался передать глазами, что это Элизабет начала, и если кто и ведет себя неподобающе перед приставами, то это она, но в основном он просто держался за нее и позволял ей цепляться за себя. Диана могла сверкать на него глазами сколько угодно, но он не собирался отталкивать Элизабет в такой момент. Наоборот, уткнулся лицом ей в волосы, а она прижалась щекой к его груди.
Они долго так стояли. Наконец Элизабет отстранилась и нетвердо улыбнулась.
– Прости.
– Нет, не извиняйся, просто... – От того, что она явно не сердилась на него, у него ослабели колени. Он не сознавал, как сильно этого боялся; словно всё это время противостоял сильному ветру, который внезапно стих и заставил его потерять равновесие.
От вспышки оба подскочили. Диана пронеслась мимо, и фотограф попытался ретироваться, но Диана схватила его фотоаппарат и вытащила карточку.
– Эй, это кража!
– Я ее верну, – заявила Диана. – Как только сотру.
Фотограф выхватил смартфон и принялся печатать. – Это пойдет в мой блог.
Диана гневно сверкнула глазами, и он поспешно удалился. Диана и Джонс обменялись приглушенными фразами, после чего Джонс вышел из помещения.
– Отлично, – вздохнула Элизабет. – Через пару часов это всё будет в таблоидах: «ФБР покрывает интрижку жены убийцы с мошенником». – Она тронула Нила за руку. – Ты не виноват. Диана, спасибо, что попыталась.
Нил подтолкнул ее к креслу, все еще не в своей тарелке в себя по множеству причин.
– Такое часто случалось?
– В основном первые пару дней. После этого они по большей части сдались, хотя, видимо, от этого снова зашевелились. – По слипшимся ресницам видно было, что она плакала, но свежих следов слез не было видно. – Есть новости?
– Пока нет, – мягко отозвалась Диана, сев с другой стороны от Элизабет. Они окружили ее, словно создавая тихий бастион против всего мира.
– Хорошо, – сказала Элизабет, больше себе, чем им. Она сделала глубокий вдох и, на миг прижав ладони к глазам, опустила их на колени. – Диана, не знаешь, есть здесь поблизости кофейный автомат?
– Внизу по коридору, – встрял один из приставов.
– Я спрашивала не вас, – холодно отозвалась Элизабет.
Диана окинула их быстрым взглядом и сказала: – Я принесу.
Когда Диана ушла, Элизабет окинула Нила долгим, изучающим взглядом. Что бы она ни увидела, ее лицо смягчилась.
– Как ты, Нил? – спросила она, очень тихо, чтобы не слышали приставы.
– Я? – пораженно переспросил Нил. – Я… из всех людей, кто может сейчас на что-то жаловаться, Элизабет, я правда не один из них.
Элизабет сжала губы и, словно ломая какой-то внутренний барьер, накрыла его руку своей.
– Диана рассказала мне про Джеймса.
Нил подавил горячий укол гнева. Он сказал Диане и Джонсу только потому, что ему нужна была их помощь, чтобы найти Джеймса; не хватало только, чтобы его паршивая семейная жизнь стала темой для офисных пересудов. Но гнев и обида через мгновение поблекли. Диана рассказала Элизабет, потому что у Элизабет было законное право знать, что происходит.
– Да, – сказал Нил. – Так…получилось, наверное. Прости, что привел его в ваши жизни, Элизабет.
– Не надо, – сказала она. – Я… слушай, Нил, у меня хорошие отношения с родителями. Я не могу представить, каково тебе сейчас. Но если тебе нужно поговорить… – она криво улыбнулась. – Пожалуй, мне пригодится отвлечься от собственных проблем.
У Нила сжалось горло. Слова не приходили; вместо этого сделал то, что никогда раньше не делал, даже не мечтал сделать с женой Питера, но он всегда был порождением импульса и среагировал импульсивно, прислонившись своим виском к ее. Элизабет придвинулась чуть ближе – твердые пластиковые кресла, казалось, были созданы, чтобы разделять людей, но она прислонилась к нему плечом и они оперлись друг на друга, держась за руки.
Было ясно, что Диана оставила их наедине, чтобы они могли поговорить, но какой смысл говорить, когда нечего сказать. Наконец послышались отрывистые шаги Дианы, и Нил виновато вскинулся, осознав, что его, наверное, за это отругают.
Но минуту она просто стояла и смотрела на них. В руках у нее была только одна чашка кофе, которую она протянула Элизабет.
– Джонс возвращается, – сказала она. – Боюсь, мне нужно вернуться в офис. Позвонить кому-нибудь для тебя?
Элизабет покачала головой.
– Не надо. Сосед сегодня придет прогулять Сатчмо.
Диана кивнула и дернула головой в сторону Нила.
– Пошли, Кэффри.
– Ты не можешь заставить меня уйти, – беспомощно сказал Нил, потому что знал, что может.
Диана покосилась на приставов, которые притворялись безразличными, внимательно прислушиваясь.
– Нил, это не наказание. Тебе нет смысла здесь находиться. Питер какое-то время будет в операционной, и тебя бы к нему не пустили, даже будь он в сознании, так что давай вернемся на работу, прежде чем у меня возникнут проблемы, хорошо?
Верно. Он должен быть в офисе. Он не считал, что имеет право просить Элизабет о чем-нибудь, не после всего случившегося, но все же…
– Позвонишь мне? – спросил он. – Если что-нибудь изменится. Если тебе что-то понадобится.
Элизабет кивнула и сжала его руку.
– Не забудь, предложение поговорить все еще в силе.
– Спасибо, – сказал Нил – пожалуй, самое искреннее, что он за сегодня говорил.
– Я тебя не наказываю, – сказала Диана, когда они вышли на улицу.
– Ну да.
Диана потерла переносицу жестом, который вдруг до боли напомнил Нилу Питера.
– Знаешь, – сказала она не столько ему, сколько миру в целом, – я начинаю задумываться, как Питеру умудрился за три года с тобой не превратиться в законченного алкоголика.
– Я не настолько плох, – запротестовал Нил.
– Нет, просто каждый раз, как я говорю тебе что-то сделать, ты делаешь наоборот. То, что я здесь ни при чем, и ты такой со всеми, не слишком успокаивает.
Нил бы поспорил еще, но ему в голову вдруг пришла ужасная мысль.
– Думаешь, приставы считают, что у меня интрижка с Элизабет?
– Думаю, нет ли у меня в столе аспирина, – отозвалась Диана. – Ладно, одолжу у Джонса…
– Но это же неправда! – запротестовал Нил. – Я могу вернуться и сказать им, что это неправда, если это поможет.
Диана поймала его за руку, когда он попытался повернуться.
– Нет, это не поможет. Совсем даже наоборот. Лучшее, что ты прямо сейчас можешь сделать, Нил – опустить голову и изображать послушную рабочую пчелку.
– У меня это не очень хорошо получается, – сказал Нил.
– Да. Я заметила.
***
Остаток дня он смог заниматься нарушением авторских прав и поддельными закладными только потому, что то и дело напоминал себе, что делает это для Питера и Элизабет. Дюжину раз ему пришлось помешать себе позвонить или написать Элизабет. Она позвонит ему, если что-нибудь случился. В таком на нее можно положиться.
И он получил смску к концу рабочего дня. «Питер все еще в операционной. Нет новостей = хорошие новости, да?»
«Да», – написал в ответ Нил, – «Держись там».
Диана отвезла его домой, игнорируя горячие просьбы заехать в больницу.
– Нил, сейчас у меня связаны руки. Я поговорю завтра с приставами и постараюсь выбить тебе немножко больше свободы, хорошо?
– Хорошо, – согласился Нил, потому что это было наилучшее, что он мог получить, и Диана была не виновата; нечестно было вымещать разочарование на ней.
Кроме того, если Диана не сможет помочь, всегда остаются другие способы.
***
К утру Элизабет сообщила, что операция Питера прошла успешно и он стабилен. То есть Нил мог снова вдохнуть полной грудью. Это не разрешило наиболее актуальную проблему: что никто не позволял ему увидеть Питера. Или Элизабет. Диана оставалась холодна к его просьбам. Джонс вообще его избегал. Он думал было позвонить Банкрофту, но, наверное, как раз насчет подобных злоупотреблений и предупреждала Диана.
Странно было ощущать, что руки ему связывают не органы правопорядка, а страх за Питера. Он ощущал отчаянное бессилие, но в этой ситуации у него было даже слишком много власти, несмотря на одновременное пребывание в милости властьпредержащих. Странный и некомфортный рычаг.
К концу рабочего дня Элизабет написала, что Питер проснулся и ему намного лучше. С одной стороны, хорошо, но с другой, у Нила похолодело в животе, потому что как только Питер достаточно поправится, чтобы покинуть больницу, его снова запрут в камеру. Там он будет ранен и беспомощен и в окружении враждебно настроенных людей.
И еще совершенно вне досягаемости Нила, снова, что еще больше подстегнуло желание Нила его увидеть.
– Мы можем заехать в больницу вечером? – спросил он Диану, забирая пиджак.
– Нил, приставы не пустят тебя к Питеру. Ты это знаешь. Я пыталась. Этого не будет.
– Я знаю, – сказал Нил. – Наверное, просто хотел недолго побыть поближе.
Диана сдвинула брови.
– Ты хочешь просто сидеть в больнице, зная, что тебе не позволят увидеть Питера?
– Да, – кивнул Нил.
– Ты что-то задумал, да?
– Не знаю, почему ты так говоришь.
Диана сделала глубокий вдох и снова потерла лоб.
– Знаешь что, – сказала она. – У тебя есть время, пока мы не дойдем до машины, чтобы придумать хорошую, вескую, железобетонную причину для нас обоих отправиться в больницу сегодня вечером. Если сможешь – да, я тебя отвезу.
К счастью, у него хватало опыта в придумывании на лету невероятных способов отвлекать властьпредержащих. Нил протянул руку, взял со стола антистеплер и, прежде чем успел слишком глубоко задуматься, с силой вонзил его в мякоть левой руки. Мгновение он не чувствовал ничего, а потом боль горячей лавой рванулась вверх к плечу.
У Дианы отвисла челюсть.
– Кажется, мне нужно в больницу, – произнес Нил. Точнее, выдохнул, потому что оказалось гораздо больнее, чем он ожидал.
***
Диана плотно обернула руку Нила своим шарфом, пока все, кто еще не ушел из офиса, глазели на них. Побледневший Блейк поспешил достать дезинфектант; весь стол Нила был залит кровью. Несколько человек спросили, в порядке ли он, и Диана отмахнулась от них, пока Нил таращился на кровь, проступавшую через ее шелковый шарф. Он не ожидал, что будет столько крови. Или что будет так больно. Ему начинало казаться, что он не вполне продумал этот план.
Диана помогла Нилу встать, поддержав его, когда он пошатнулся, и подтолкнула в лифт. А потом испепеляла его взглядом весь путь вниз.
– Больно? – спросила она.
– Да, – смиренно отозвался Нил. Шарф Дианы промок насквозь, и кровь грозила протечь на его брюки. Рубашка уже была забрызгана.
– Не могу поверить, что ты это сделал.
– Это был несчастный случай в офисе, – сказал Нил сквозь стиснутые зубы, потому что боль была такой, что слезились глаза. – Могло случиться с каждым. Уверен, в приемном покое видали и более странные вещи.
– Тебе понадобятся антибиотики.
– Тогда хорошо, что ты везешь меня в больницу.
– Питер тебя убьет. И меня заодно, – задумчиво добавила она. – Но в основном тебя.
***
Судя по тому, как безразлично с ним обошлись в приемной, они действительно видали и более странные вещи. Нил одной рукой заполнил бумаги – Диана подержала ему планшет – и в ожидании очереди уселся в неудобном кресле, прислонившись головой к стене. Он уже решил, что, пожалуй, стоит подождать с охотой за Питером, пока он не перестанет оставлять за собой кровавые следы. Тем более что мир вокруг стал каким-то странным и зыбким.
Он послал Моззи смс: «БОЛЬНИЦА НА СТАРТ». Возможно, получилось «боьлниа», но стирать и набирать заново одной рукой казалось слишком муторно.
Возможно, стоило продумать план чуть лучше.
Но пока все шло успешно. Он был здесь, в больнице, именно там, где и хотел. Когда его позвали в кабинет, Диана кинула на него трудночитаемый взгляд и осталась в зоне ожидания.
Когда они развернули шарф, у него слегка ослабели колени при виде окровавленной ладони.
– Укус собаки? – спросил врач, глянув в его документы.
– Несчастный случай в офисе, – отозвался Нил. – Знаете, как это бывает.
Ему сделали четыре стежка, наложили тяжелую повязку, от которой пальцы не сгибались, выписали антибиотики, антибактериальный крем и тайленол, и отпустили. Нил направился было к зоне ожидания, а потом тихо выскользнул в коридор. Неловко управляясь с пуговицами одной рукой, застегнул пиджак, чтобы скрыть пятна крови на рубашке.
Голова все еще слегка кружилась, и ему пришлось заставить себя не отвлекаться. Он пожалел, что не попросил болеутоляющего; легче было бы сосредоточиться, если бы рука так не отвлекала. Может, можно купить таблетки в местной аптеке и принять? Но тогда придется искать аптеку… Соберись, Кэффри. Таблетки потом. Сначала Питер.
После нескольких поворотов он нашел путь в ту часть больницы, где держали Питера. Несложно было выяснить, в какой именно палате: наверняка в той, снаружи которой сидел пристав и читал книгу.
Моззи как раз появился в коридоре рядом с пустой зоной ожидания, где Нил и Элизабет были вчера. На нем был рабочий комбинезон и респираторная маска с очками, он тащил на плече стремянку, а в руке – чемоданчик с инструментами.
– Отлично, – оценил маскировку Нил.
Моззи поставил чемоданчик и указал на маску.
–Спецзаказ, – едва различимым голосом сказал он. – Блокирует 99,5 процентов микробов. Конечно, остаются еще другие полпроцента, которые тебя и достают.
– Я твой должник, Моз.
– Снова, – заметил Моззи. – Что у тебя с рукой?
– Долгая история.
Взгляд Моззи стал подозрительным.
– Это случайно не так, как тогда в Мадриде?
Ну да. Моззи был единственным, кого он не мог обмануть, потому что они знали одни и те же аферы.
– Э. Ну, может, чуть-чуть. Только антистеплером вместо ножа, и я пытался проникнуть в больницу, а не выбраться из…
– Нил, – сказал Моззи, умудрившись как-то вложить кучу беспокойства, ужаса и разочарования в одно-единственное слово.
– Знаю, я обещал, что больше не буду делать ничего подобного, но я должен был! Диане нужна была причина, чтобы отвезти меня в больницу.
– И это было лучшее, что ты придумал? – неверяще переспросил Моззи.
– Сработало же, – заметил Нил.
Моззи все еще пребывал в смятении.
– Не могу поверить, что ты бегаешь по больнице с открытой раной. Ты в курсе статистики по плотоядным бактериям? Я знаю одного парня, который может достать реально серьезные антибиотики, такие, которые власти не пропускают через границу, чтобы сохранить свою монополию на…
– У меня есть антибиотики. Я в порядке, Моз. Просто сделай так, как мы планировали.
Нил спрятался за углом, пока Моззи устанавливал лестницу в коридоре, рядом с приставом. Тому пришлось отодвинуть кресло от двери.
– Вам обязательно этим заниматься здесь? – с отвращением осведомился агент. – Прямо сейчас?
Моззи открыл чемоданчик.
– Асбест не ждет, приятель. Каждый раз, как ты вдыхаешь, эти крошечные волокна… ну, лучше твои легкие, чем мои. Вот, тебе пригодится.
Нил выглянул за угол: агент изучал ушные затычки, сунутые ему Моззи.
– Мы в больнице. Здесь пациенты. Вы серьезно?
– Это твои уши, приятель. Если хочешь увидеть документы, мне-то все равно, мне профсоюз всё оплачивает…– Моззи начал листать толстую папку. – Так, вот здесь форма 4039-Б, и, конечно 703-дробь-три-С…
Агент отмахнулся.
– Нет, не нужны мне документы. Слушай, просто…давай поживее, ладно?
Моззи кивнул, забрался на стремянку, надел пару наушников и глянул вниз.
-Защита ушей?
Агент вздохнул и всунул затычки. Через минуту с потолка слетело облачко пыли.
– А маски мне не положено?
– Что? – крикнул Моззи.
– Я сказал…
Нил тихо приоткрыл дверь за спиной пристава и проскользнул внутрь, пока они продолжали спорить. Он был в долгу у Моззи.
В палате Питера царил полумрак, нарушаемый в основном помаргивающими лампочками на приборах вокруг кровати. К счастью, одеяла и простыни прикрывали неприятные медицинские подробности. Глаза Питера были закрыты, и он выглядел ужасно хрупким – не то качество, что Нил когда-нибудь ассоциировал с Питером, но сейчас было в нем что-то такое уязвимое, что у Нила сжалось горло.
Пока Нил медлил у двери, в комнате стало еще темнее. На выходящее в коридор окно набросили тряпку.
– Эй! – послышался возглас пристава.
– Устав, дружище. Нельзя повредить краску, – отозвался Моззи. – Эй! Защита ушей! Хочешь, чтобы из-за тебя у меня были неприятности?
Усмехнувшись, Нил воспользоваться возможностью сдернуть одеяло на кровати Питера так, чтобы оно свисало на пол, на случай, если понадобится быстро прятаться.
– Это голос Моззи? – слабо спросил Питер, и Нил подскочил. Он думал, что Питер спит.
– Э, да. Думаю, тебе не захочется знать детали.
– Не сомневаюсь, – сказал Питер, хрипло, устало и позабавлено одновременно.
– Мне не разрешали тебя увидеть, – заметил Нил, надеясь, что его тон не показался Питеру таким же жалобным, каким показался ему.
– Ну да, то есть очевидное решение – привлечь Моззи, чтобы вы двое…
Из коридора раздался громкий удар.
– Не волнуйся, страховка это покроет, – сказал Моззи.
– …сделали то, что вы делаете, – закончил Питер.
– Ну, ведь это мы и делаем, – сказал Нил, начиная задумываться, что произошло с этим разговором и почему он его совсем не контролирует.
Питер протянул руку. Нил стиснул ее здоровой ладонью. Пальцы Питера были холодными, пожатие гораздо слабее обычного. Наверное, как раз вот этого боялась Диана, подумал Нил. Но сейчас никто их не видел, и, судя по долетавшим из коридора голосам, Моззи продолжал отлично отвлекать охранника.
Нил с неприятным толчком, сменившимся горячей волной ярости, заметил, что другое запястье Питера приковано к кровати.
– Ага, – сказал Питер, проследив за взглядом Нила. Он слегка дернул рукой. Браслет звякнул.
– Вскрыть его для тебя? – предложил Нил.
Питер выглядел серьезно соблазненным, но мотнул головой.
– Я сам даже встать не могу. То есть до туалета меня провожают и сестра, и федеральный агент.
– Питер… – беспомощно проговорил Нил. В горле встала удушающая волна горечи и сожаления. Он успешно подавлял эти эмоции, сосредоточившись на том, чтобы что-то делать, чтобы быть, но наручник его добил, проклятый наручник, свисающий с костлявого запястья Питера. Казалось, он потерял вес за эти две недели. И это Нил тоже помнил, все вещи, о которых старался не думать: тюрьма, и смерть Кейт, и кошмары, после которых он просыпался мокрый от пота и включал весь свет в доме, чтобы напомнить себе, что он у Джун, а не там – и это не должно было происходить с Питером, не должно, не должно.
– Прости, – сказал Нил; голос прозвучал тихо и потерянно. – Мне так жаль.
– Эй, – сказал Питер. – Эй. Нет.
Он потянул Нила за руку; слабо, но Нил ему позволил, и Питер накрыл его руку своей, скованной.
– Ты не… Нил, да, ты совершал ошибки, я совершал ошибки. Что сделано, то сделано. Теперь нам остается только разбираться с ними.
Нил судорожно втянул воздух и попытался взять себя в руки.
– Нам, – прошептал он, и он боялся, так ужасно боялся, что не будет больше никаких «нас».
– Нам, – повторил Питер и улыбнулся краешком рта, слабо, но искренне и заразно; Нил улыбнулся в ответ, казалось, впервые за недели.
– Что у тебя с рукой? – спросил Питер.
– А. Это? Маленький несчастный случай в офисе. Заживет.
– Ты сделал это в офисе? – Питер отпустил здоровую руку Нила и очень мягко взял за запястье вторую, с лицом «изучаю улики». – Чем? Мы теперь храним мачете рядом с кофеваркой?
– Уверен, Диана тебе все расскажет, – поспешно сказал Нил – хочет он этого или нет. Он нашел подходящее отвлечение в виде чашки воды на прикроватном столике. Похоже, когда-то в ней были кубики льда, но теперь остались только крошки. – Хочешь пить? Погоди, тебе можно пить?
– Только чистую жидкость, – скорчил гримасу Питер. – Говорят, ничего важного не проткнули.
– Нет, просто тебе провели серьезную операцию на брюшной полости, всего-то.
У Нила снова подогнулись колени. У кровати стояло кресло; он свалился в него, и снова поднес кружку Питеру. Питер неплохо это скрывал, но он явно был очень слаб. Даже не мог поднять головы от подушки.
– У Эл есть план, – сказал Питер. – Наверное, я не должен тебе рассказывать.
– Наверное, – согласился Нил и с надеждой посмотрел на него. Питер сдался через несколько секунд; наверное, болеутоляющие понизили его сопротивляемость.
– Она еще раз попробует добиться освобождения под залог, – Питер замолчал, закашлялся, и Нил снова поднес ему чашку.
– Что говорит адвокат? – спросил Нил.
– Говорит, что шансы неплохи. Судья отказал в первый раз, но теперь, когда государство не защитило меня в тюрьме, наши аргументы гораздо сильнее. И сейчас они могут не опасаться, что я сбегу, потому что, ну… – он слабо махнул рукой, указывая свое текущее состояние. – Если получится, смогу выздоравливать дома.
Это было куда более предпочтительно, чем Питер в тюрьме, больной и окруженный людьми, которые его ненавидят.
– Если я чем-то могу помочь…
– Нет, – поспешно сказал Питер. – В смысле, я это ценю, но ты сможешь помочь гораздо лучше, если…
– Не будешь лезть на глаза и напоминать им, что твой друг – специалист по побегам. Да, я понимаю. Но они не могут мне запретить навещать тебя дома.
– Нил, они абсолютно могут тебе запретить.
– Куда труднее, чем смогли запретить навещать тебя в тюрьме, – не испугался Нил. – Или в больнице. Но я здесь. Бруклин будет просто раз плюнуть.
– Нил, – сказал Питер. – Не то чтобы я не был рад тебя видеть, потому что я рад. – Его голос стал чуть мягче, согрев что-то за ребрами Нила. – Но я бы правда предпочел, если бы тебя не отправили в тюрьму только за то, что ты пришел посмотреть со мной игру.
– Питер. Ты забыл, с кем разговариваешь? – усмехнулся Нил. – Я никогда, никогда не буду смотреть с тобой игру. Ни за что.
– Я подмечал, как ты кинул пару взглядов на экран, когда играли Близнецы.
– Это был очарованный ужас, – поспешно отказался Нил. – А не интерес.
– Ну, если ты найдешь способ заглянуть, мы обязательно поставим фильм, который тебе нравится.
Они на самом деле поставят, и он ничего не мог на это сказать, ничего не мог сделать, только сидеть здесь в темноте, пока тайное маленькое тепло в его груди не разрослось достаточно, чтобы заглушить пульсацию в раненой руке.
Питер тоже молчал. Им никогда не нужно было заполнять пустоту между ними; иногда достаточно было просто молчать вместе, черпая комфорт и силу из присутствия друг друга.
Но в коридоре стало тихо. Нил покосился на дверь.
– Тебе надо идти, – мягко сказал Питер.
– Да. Наверное.
Когда Нил встал, Питер поймал его за запястье больной руки, мягко провел пальцем по ладони.
– Позже я услышу эту историю.
– Не сомневаюсь.
Нил помедлил. Когда он видел Питера в последний раз, он не знал, что это будет последний раз. Теперь ему казалось, словно это его последний шанс на… он даже не знал, на что. Горло сжималось от всего невысказанного, но слова не приходили.
– Я приду навестить в Бруклин, – наконец сказал он.
– Будь осторожен, – сказал Питер и отпустил его запястье.
Выбраться оказалось проще, чем проникнуть внутрь, поскольку окно теперь прикрывала тряпка. Обогнув угол, он послал Моззи смс: ГОТОВО. Потом пошел проверять, ждет ли его еще Диана.
Она сидела там, где он ее и оставил, читала журнал.
– Все закончил? – спросила она, словно он не потратил только что лишние полчаса на простую медицинскую процедуру.
– Все закончил, – Нил полез в карман за рецептом. – Только надо зайти в аптеку.
Его начинало трясти – упадок адреналина главным образом, плюс шок и боль, которые от отгонял, чтобы сделать то, что нужно. Диана оставила его в машине и ушла с рецептом. Он задремал, резко проснувшись, когда машина остановилась, и он осознал, что они уже у дома Джун. Но коленях у него стоял бумажный пакет из аптеки.
– Все еще не могу поверить, что ты это сделал, – сказала Диана и открыла ему дверь. – Давай, Кэффри, подъем.
Она зашла в дом с ним, поддерживая его.
– У меня будут проблемы? – спросил Нил.
– За несчастный случай в офисе? Крайне надеюсь, что мы не настолько бессердечны.
– Извини за шарф.
– Я все равно его ненавидела. Это подарок от матери.
Она проводила его до квартиры и оставила одного.
***
Оказалось, что абсолютно всё, начиная от чистки зубов и заканчивая застегиванием рубашки, с одной рукой занимает в четыре раза больше времени. И еще, несмотря на болеутоляющие, рука все равно болела так, что он не единожды просыпался ночью. Он притащился на работу утром, чувствуя себя до крайности паршиво, с легкой лихорадкой и жалостью к себе. В кои-то веки он был рад, что ему не позволяют работать в поле. Сидеть за столом казалось более предпочтительно.
Диана принесла ему обед – привычка, которую они с Джонсом выработали, чтобы не дать ему нарушить правило «не покидай здание без агента», – и сквозь тумана недосыпа и дискомфорта Нил увидел, что она улыбается.
– Только что говорила с Элизабет, – сказала Диана. – Угадай, кого выпустили под залог.
Нил выпрямился, временно позабыв о собственном дискомфорте.
– Им нужны деньги для залога?
– Я этого не слышала, – сказала Диана. – Нет, они выпишут закладную. Он будет под домашним арестом в Бруклине, но это гораздо лучше тюрьмы. Элизабет сказала, что его могут выпустить из больницы даже сегодня днем, завтра уж точно.
Вчера Питер казался таким бледным и слабым…
– Не рано ли его выпускают?
– Очевидно, как только пациенты могут самостоятельно встать, содержание их в больнице причиняет больше вреда, чем пользы, – сказала Диана. Нил уставился на нее. Она пожала плечами. – Нельзя три года жить с врачом и ничего не нахвататься.
– Питер возвращается домой, – повторил Нил. Это казалось нереальным.
– До суда, – напомнила Диана. Но она тоже выглядела более расслабленной, чем Нил видел ее в эти две недели.
Как только Дина вернулась к работе, Нил сбросил Элизабет смайлик. Она тут же ответила ему «Ура!», и они перекидывались радостными смсками весь день.
«Питер будет дома завтра утром», – написала Элизабет ближе к вечеру. – «Придешь вечером?»
Завтра была суббота.
«Не знаю, разрешат ли мне», – ответил Нил. – «Радиус».
«Я поговорю с адвокатом», – написала Элизабет.
Оо. Ему никогда не приходило в голову нанять адвоката для расследования ограничения его гражданских прав. Нил улыбнулся.
– Ты выглядишь довольным, – заметила Диана. – Я хочу знать, почему?
– Питер возвращается домой.
Диана вскинула кулак и усмехнулась.
***
Телефон Нила зазвонил вечером, когда он сгорбился над столом, пытаясь собраться с силами и позвонить заказать ужин. На руке вроде не наблюдалось смертельных красных полос, так что антибиотики действовали, но она все равно болела, и чесалась, и у него ныли все кости. Он уже был вымотан после всего, что случилось с Джеймсом и шкатулкой – стресс, тревога, недосып. Сегодня он слишком устал, чтобы хотя бы глянуть на определитель номера.
– Алло?
– Ты пырнул себя в руку, – раздался голос Питера. – Какого дьявола, Нил.
– И тебе привет, – ответил Нил. – Вижу, ты поговорил с Дианой.
– Какого черта, – повторил Питер. Он казался более энергичным, чем вчера, хотя, может такого рода энергия заставит его перевалиться через край койки и притащиться на Манхэттен, чтобы отчитать Нила лично. – О чем ты думал? Нет, не отвечай, я и так знаю.
– Диана сказала, что если я…
– Не впутывай сюда Диану. Ты пырнул себя в руку.
– Вообще-то это был антистеплер, – сказал Нил. С другого конца повисла долгая угрожающая тишина. – Э, Питер?
– Две недели, – сказал Питер. – Я выпустил тебя из виду на две недели, и вот что получилось. Наверное, я должен радоваться, что ты не сиганул с какого-нибудь небоскреба – или, по крайней мере, Диана еще не успела мне об этом рассказать.
Да, Питер определенно чувствовал себя гораздо лучше.
– Никаких небоскребов, – заверил Нил. В дверь постучали. – Э, Питер, ко мне пришли, мне пора.
Если он найдет силы, чтобы встать.
– Не вешай трубку, я с тобой еще не закончил, – пригрозил Питер, и тут дверь открылась и вошла Элизабет, увешанная пакетами.
– Привет, Нил, – сказала она, потрепав его по руке. – Это Питер? Передай ему привет.
– Э, Элизабет передает привет, – заторможено повторил Нил, с оторопелым замешательством уставившись на нее, когда она начала вытаскивать из пакетов картонки и упаковки.
– Ага, она собиралась принести тебе суп и еще что-то, – сказал Питер. – Нил, твоя рука. Тебе нужны твои руки.
– Я принимаю антибиотики, – беспомощно возразил Нил.
– О, твоя рука! – воскликнула Элизабет. – Можно глянуть?
Нил попытался запихнуть травмированную конечность под мышку, но Питер сказал: «Пусть она посмотрит, Нил», так что Элизабет взяла его руку и мягко положила на стол.
– Ты не против? – спросила она и, когда он кивнул, начала разворачивать повязку. В пакетах, помимо прочего, оказались марля, бинты, лейкопластырь и прочие медицинские припасы.
Ему полагалось менять повязку дважды в день, но это оказалось так неудобно с одной рукой, что утром он просто заглянул под нее убедиться, что у него не начинается гангрена, помазал рану кремом и вернул повязку на место. Тем более что все равно забыл купить в аптеке свежие бинты.
Моззи, наверное, помог бы – в резиновых перчатках и непрерывно жалуясь, – но Нилу странно не хотелось просить; казалось, что это одна из тех вещей, что он должен быть в состоянии делать самостоятельно. Элизабет он тоже бы не попросил, но раз она взялась сама, он не возражал вверить свою руку ее заботе.
– О, Нил, – тихо сказала Элизабет, развернул повязку и глядя на распухшую покрасневшую ладонь. – Это стежки?
– Там стежки? – послышался из трубки разъяренный голос Питера.
– Ты позвонил только чтобы поорать на меня? – поинтересовался Нил. Разговаривать с Питером было хорошим отвлечением, потому что от манипуляций Элизабет было больно.
– Да, в основном за этим, – подтвердил Питер. – Мне теперь разрешили телефон.
– Я заметил.
– Наш адвокат пытается ослабить твой поводок, чтобы ты мог приехать в Бруклин, и я смог отругать тебя лично.
– Отлично, – сказал Нил, – есть на что надеяться.
Руке стало лучше после перевязки. Тут Нил осознал, что Питер давно молчит.
– Эй, Питер, ты еще здесь?
– Угу, – подтвердил Питер. Он казался сонным, краткая вспышка энергии угасла. – Кажется, я перетрудился, пока ругался на тебя.
– Я должен чувствовать себя виноватым из-за этого?
– Увидимся завтра, Нил. – Судя по голосу, Питер быстро уставал.
– Спокойной ночи, Питер.
Элизабет жестом попросила телефон, и, получив его, обменялась быстрым «дорогой» с Питером, пока Нил доставал миску для супа – куриного, разумеется, – исходившего паром в картонке.
– Останешься на ужин? – спросил он, доставая вторую миску.
Элизабет покачала головой и принялась убирать медицинские припасы.
– Нет, мне нужно домой, выгулять пса и попытаться немного поработать. Как-нибудь в другой раз, ладно?
– Конечно. Элизабет… – Он помедлил и быстро обнял ее, прежде чем лишился решимости. – Спасибо, что пришла, – сказала он ей в макушку.
Она обняла его в ответ.
– Думаю, я осознала кое-что после нашего разговора в больнице, – сказала она, отстранившись и глядя на него. – А именно, мир может быть ужасным холодным местом, и людям у власти наплевать, и лучший способ противостоять этим мерзавцам – присматривать друг за другом.
– Ужасно депрессивная точка зрения, – сказал Нил. – Не думаю, что Питер согласится.
– Наверное, нет, – согласилась Элизабет. – Но зато точно, как считаешь?
– Похоже на то.
Он проводил ее до двери.
–Питера выпишут из больницы около полудня, – сказала Элизабет. – Хочешь прийти вечером? Ты приглашен.
– Если мои сторожевые псы мне позволят.
***
Диана позвонила ему утром, не слишком рано.
– Похоже на то, что дом Бёрков снова в твоем радиусе. Я подумала, ты захочешь знать.
– Спасибо. Здорово. – Он сидел на террасе, с доставленным служанкой Джун завтраком. Даже рука болела гораздо меньше. – Как ты этого добилась?
– Не я, – отказалась Диана. – Адвокат Питера убедил судью, что лишать его посетителей – нарушение его конституционных прав, или что-то в этом духе. Не знаю, тревожиться или восхищаться, что Бёрки, похоже, наняли себе акулу как раз из того типа адвокатов, что Питер обычно ненавидит.
– Джун рекомендовала адвоката, – сказал Нил. И оплачивала приличную часть его гонорара, хотя он был вполне уверен, что Питер этого не знает.
– А, это многое объясняет. С другой стороны, мне плевать, насколько он неэтичен, если он снимет Питера с крючка.
– До этого еще далеко, – сказал Нил. Но впервые ему показалось, что они могут это сделать.
Питер был дома, снова со своей женой и собакой – и да, может, это временно, но это лучше того, что было пару дней назад.
Сегодня будет прекрасный день.
***
Нил вызвал такси, когда уже стемнело, огни города звездами засверкали под синеющим вечерним небом. Он невольно кидал взгляды на браслет, но огонек продолжал светиться ободряюще зеленым на всем пути до Бруклина.
Он заплатил таксисту и с колотящимся сердцем поднялся по ступеням. Казалось, прошло гораздо больше двух с половиной недель с тех пор, как он в последний раз стоял на пороге Бёрков. Тогда все было так просто. Теперь он долго стоял, занеся руку над дверью, прежде чем наконец постучать.
Дверь открыла Элизабет, в фартуке и с крошками муки на щеке. И она выглядела счастливой – расслабленной, в своей среде, налет усталости ушел, даже если только временно.
– Заходи, Нил, – пропустила она его. – Питер наверху, и он не спит, если хочешь пойти поздороваться. Мы решили, что лучше ему пока не скакать по ступенькам, так что разместили его в спальне.
– Разумно, – сказал Нил. Он пытался говорить спокойно, хотя сердце колотилось как у кролика. Нечего нервничать, сказал он себе. Как в старые времена. Ничего не изменилось, ничего важного.
Элизабет поцеловала его в щеку.
– Спасибо, что пришел.
Он поднялся на второй этаж. Дверь в спальню Питера и Элизабет была открыта, изнутри доносился возбужденное бормотание телекомментатора. Он не был в их спальне с тех пор, как тайком забрался искать манифест про сокровища. Так давно, подумал он. Словно целую жизнь назад.
Питер, в спортивном костюме, полулежал в горе подушек. Он заметил мнущегося на пороге Нила, прежде чем тот успел собраться с духом и постучать, и выключил звук.
– Привет, – сказал он, с усилием садясь прямее. – Не торчи на пороге. Как рука?
В углу стояло кресло, но Нил присел на краешек кровати. Он осторожно пошевелил рукой.
– Лучше. Правда, это ерунда.
– Нил, Диана сказала, что ты залил кровью весь стол и рубашку.
– Диана – сплетница.
– И тебе понадобились стежки. Иногда мне кажется, что я должен вернуть тебя в тюрьму ради твоей же безопасности.
– Ты правда это не оставишь, да?
– Ты сообразительный парень, – сказал Питер. – В следующий раз, когда тебе придется пробираться в больницу, надеюсь, ты придумаешь план получше, чем увечить себя.
– Говорит парень, которого пырнули заточкой в душе, – отпарировал Нил и пожалел, что не прикусил язык. Он понятия не имел, можно ли уже об этом шутить.
Но Питер лишь фыркнул.
– Если бы я пырнул себя сам, у нас был бы повод для сравнения.
– Ты выбрался из тюрьмы, – не удержался Нил.
Питер приподнял брови.
– Я удивлен, что тебе никогда не приходил в голову такой план побега.
– Я об этом думал, – сказал Нил. – Так пробовали делать. Но обычно охрана тебя ловит, в основном потому что люди слишком осторожны. Убедительное самоповреждение – такое, про которое никому и в голову не придет, что ты мог сделать это специально.
Неудивительно, взгляд Питера скользнул к перевязанной руке Нила.
– Но антистеплер? Серьезно?
– Он оказался под рукой.
– Потому что, упаси боже, если ты подумаешь о своих планах больше двух секунд. – Питер прочистил горло и откинулся на подушки. – Я бы не послал тебя обратно, знаешь, – ни с того ни с сего сказал он.
– Знаю, – сказал Нил. У него сжалось горло. Он знал – Питер неоднократно доказал, что готов на всё, чтобы уберечь Нила от тюрьмы. Но это была одна из вещей, о которых они не говорили, часть негласного понимания между ними.
Питер снова прочистил горло, и они старательно избегали взглядов друг друга пару минут. По экрану телевизора носились фигурки в ярких униформах, делая непостижимые вещи.
– Знаешь, тебе необязательно тут торчать только из-за того, что я здесь застрял, – сказал Питер. – Но если собираешь задержаться, устраивайся поудобнее.
Нил подумал об этом и присел рядом в гору подушек. Элизабет, похоже, собрала все подушки в доме и взгромоздила их в изголовье кровати. Более чем достаточно для двоих.
– Необязательно это смотреть, – сказал Питер, ткнув пультом в экран. – Не слишком хороший матч.
– Ну не знаю, – сказал Нил. – Мне всегда вроде как хотелось посмотреть матч. – Он прищурился на экран, чтобы удостовериться в виде спорта. – …футбольный матч. Можешь мне рассказывать, что происходит.
– Университетская лига, – сказал Питер, – и мою альма-матер размазывают по стенке. Кажется, по «Спорту» идут гонки.
– Ты знаешь, как я люблю гонки.
Питер сунул ему пульт. – Ладно, веди.
Наконец они остановились на «Севере через северо-запад». Фальшивое обвинение в убийстве казалось Нилу больной темой, но это было единственное, что один из них немедленно не отверг в процессе переключения каналов. Они оба уже видели его, но больше всего Нила привлекло то, что Питеру это напомнило ночные просмотры фильмов Хичкока в школе.
– У нас был этот старый телевизор, знаешь, из тех огромных, с лучевой трубкой, которые разогреваются целую вечность. Я проскальзывал вниз, когда родители засыпали, и вешал простыню над лестницей, чтобы свет экрана их не разбудил.
– Очень коварно с твоей стороны, Питер. Прямо как мошенник.
– Полагаю, в твоих устах это комплимент.
Через какое-то время обрывочные воспоминания Питера стали куда реже, и наконец он совсем замолчал. Нил покосился на него и обнаружил, что он уснул, неловко свесив голову. Нил сел и осторожно подсунул ему под шею еще одну подушку. Он все еще был ужасно бледен, критически взглянул на него Нил, и слишком худ, с синими тенями под глазами.
Но он был дома. Они смогут все исправить. Смогут.
Нил уютно устроился на подушках, прислонившись плечом к Питеру, и стал смотреть, как Кэри Грант и его классический костюм ускользают от закона.
End.
______________________________
@темы: Перевод, Персонажи: Нил, Персонажи: Питер, Персонажи: Элизабет, Фанфики
-
-
11.10.2014 в 02:39-
-
24.10.2014 в 15:46Одновременно и рада. что наконец-то не так много времени осталось до сезона, и огорчена, потому что больше не будет. И останется только пересматривать серии и перечитывать фанфики((((