[Luigi D]

Выражаю огромную благодарность бесконечно терпеливой и прекрасной  amallie

Название: The dance of shadows and flames
Автор:  Tisianne
Бета:  amallie
Фандом: White Collar (Белый Воротничок)
Категория: слэш
Пейринг: Мэттью Келлер/Нил Кэффри
Жанр: драма, ангст
Рейтинг: NC-17
Размер: 6 494 слов
Краткое содержание: Нил и Мэттью снова работают вместе.
Дисклеймер: все права принадлежат USA Network
Состояние: закончен
Размещение: где угодно, только уведомите автора

Город на воде, жемчужина Адриатики, столица моря, город каналов… Как ни называй Венецию, её красота от этого не изменится.
У приоткрытого окна гостиничного номера стоял мужчина и смотрел на жидкий молочно-белый туман, заполнявший узкие улочки и водную гладь Большого канала. В пять утра в городе невероятно тихо, настолько, что даже собственное дыхание кажется слишком громким и мешающим. Но ничего, уже часа через четыре туман разойдется, откроются магазины, канал заполнится снующими туда-сюда гондолами. И конечно же запестрит яркими красками шумный карнавал, скрывая лица прохожих под самыми немыслимыми масками…
Нил Кэффри и Мэтт Келлер уже неделю жили в Венеции, не пожалев денег на два роскошных люкса в отеле Ка’Сагредо. Здание выходило на Большой канал, служивший главной магистралью города. Вид из окна открывался прекрасный, о чем не преминул сообщить Нил, едва они переступили порог одного из двух одинаково просторных и светлых номеров. Мэтт в ответ лишь небрежно ухмыльнулся, словно говоря: никак чувство прекрасного проснулось? Впрочем, ему как никому другому было прекрасно известно, что с этим у Нила проблем никогда не было.
В любом случае, сюда их привели отнюдь не отдых или красоты города, а дело. Нил еще несколько месяцев назад заприметил пару работ Витторе Карпаччо: «Две венецианские дамы» и «Охота в лагуне». Эти картины хранились в музее Коррер, и не далее, как пять дней назад, Нил и Мэтт наведались туда под видом обычных туристов. Нил долго рассматривал каждое полотно, каким-то чудесным образом при этом умудряясь не привлекать к себе лишнего внимания. Мэтт же бесцельно бродил от одного крыла музея к другому, попросту не зная, чем заняться: главной задачей для него всегда была прибыль от будущей аферы, всё остальное не имело почти никакого значения. Такой подход к делу до невозможности раздражал Нила, но поделать он ничего не мог, приходилось терпеть.
Всё было продумано до мелочей с самого начала, тщательно выверено и перепроверено не один раз. В Венеции мошенники представились чужими именами – спасибо фальшивым, искусственно «взращенным» паспортам. При свидетелях Нил и Мэтт вели себя как обычные туристы: громко восхищались красотами города, строили вслух предположения о предстоящем ежегодном карнавале масок. Одним словом, Нил Кэффри и Мэттью Келлер, на первый взгляд, мало чем отличались от обычных туристов, что приезжают сюда к середине февраля.
И вот наконец наступил долгожданный первый день бала-маскарада, который две недели будет греметь по обычно тихим улочкам, создавая незабываемую атмосферу нереальности происходящего. Именно сегодня большинство туристов и жителей города встали задолго до рассвета, чтобы одеть многослойные, сложные костюмы, и, застыв перед высокими зеркалами, наносили последние штрихи на маски. Время неуклонно шло к шести утра. Нил захлопнул окно и вернулся в спальню.
В комнате знакомо и приятно пахло масляными красками. У дальней стены стоял мольберт, с прикрепленным к нему полотном из дерева, который был повернут лицевой стороной в угол, чтобы никто не видел, что там творит Нил. Администрация отеля любезно разрешила работать «начинающему художнику» прямо в номере, нескромно потребовав за это отдельную плату. Нил взял с низкого столика палитру и принялся смешивать краски – предыдущий слой уже должен был как раз высохнуть. Работа вновь закипела. В такие моменты он полностью забывал про время, целиком занятый только картиной, красками и легкими взмахами тонкой кисти. Это успокаивало и воодушевляло одновременно, приносило столько радости, словно он все еще был ребенком. Когда Нил в очередной раз отвел взгляд от полотна, чтобы смешать очередную порцию масляных красок, позади раздался хриплый смешок:
– Ты когда-нибудь вообще спишь?
– Сплю, – Нил даже не обернулся; однако Мэтт готов был поспорить, что его удивительно яркие голубые глаза искрились от смеха. – Сколько времени?
– Девять. Я проснулся минут двадцать назад, – бодрым голосом, словно встал уже давно, сообщил Мэтт. – Что насчет завтрака? Или ты даже питаешься своими красками? – он насмешливо прищурился.
– Завтрак за твой счет.
Нил не спрашивал, просто констатировал. Затем снял через голову потрепанную рабочую футболку, вытер о неё перепачканные руки и легким движением закинул в угол, под мольберт. Мэтт терпеливо ждал, привалившись плечом к дверному косяку и прикрыв глаза, словно смущаясь полуобнаженного вида напарника. Нил в свою очередь прекрасно знал, что кому-кому, а Мэтту чувство стеснения неведомо, и потому абсолютно не торопился, откровенно красуясь и всячески привлекая внимание. Первым не выдержал Мэтт:
– Нил, черт бы тебя побрал, я сейчас умру, дожидаясь, пока ты приведешь себя в порядок, а еще лучше - тебя пристрелю. Зато наконец-то выйду из этой чертовой комнаты и смогу позавтракать.
– Я готов, – спокойно объявил Нил и, застегнув последнюю пуговицу на рубашке, небрежным движением накинул жилет. – Идем.
Легкий завтрак состоял из чизкейка с фруктами и только что сваренного черного кофе. Всё еще отвлеченный от реальности, Нил продолжал обдумывать свою картину и потому спокойно отпил кофе, а через мгновение со сдавленным проклятием закашлялся, обжегшись о горячий напиток. Мэтт, по обыкновению, ехидно ухмыльнулся, но никак не прокомментировал, зато потрудился подозвать официанта и заказать стакан воды со льдом.
Первым делом мошенники собирались еще раз наведаться в музей, чтобы теперь со всем вниманием осмотреться внутри, поскольку план здания на бумаге никогда не был идеален. Необходимости в повторном осмотре картин Карпаччо уже не было, так как их копии, не отличимые от оригинала, уже дожидались своего часа в номере Нила. Всего два дня – и он, истинный ценитель искусства, наконец-то заполучит в свои руки полотна знаменитого мастера. И что бы там ни говорил Мэтт о продаже этих картин, Нил очень сильно сомневался, что отдаст их без боя. В такие моменты он становился упрямым до невозможности и легко мог пожертвовать несколькими нулями на банковском счету ради обладания этим сокровищем. Вот только удовольствие, как всегда, портил Мэтт – он был убежден, что все украденное нужно незамедлительно продать, причем, тут же, на черном рынке Венеции. А ведь если хорошенько подумать и прикинуть, то в той же Америке за эти картины дали бы вдвое, а то и втрое больше.
Закончив с завтраком, Нил и Мэтт поднялись вместе с большой толпой туристов на экскурсионный катер, чтобы уже во второй раз отправиться по Большому каналу прямиком к площади Сан-Марко, где их ожидало потрясающее зрелище: участники венецианского карнавала уже начали подтягиваться на главную площадь города. Пестрели самые разные костюмы, но одно было неизменно – маски на лицах. Баута, венецианская дама, вольто… То тут, то там мелькали Арлекин и Коломбина. С этого дня жемчужина Адриатики превратилась в сказку, которая продлится до самого окончания февраля, пока не исчезнут утренние сырые туманы.
Нил и Мэтт сошли на мостовую вместе с экскурсионной группой, члены которой, разинув рты, смотрели на разодетую толпу. Впрочем, надо отдать им должное, посмотреть было на что: карнавал этот проходил с большим размахом, и многие его участники специально прилетали в Венецию из других городов, стран и даже континентов. Однако Мэтт не собирался тратить драгоценное время на «бессмысленное разглядывание костюмов». Недовольно ворча, он всячески подталкивал Нила к выходу из пестрого праздничного скопления людей.
– Ты хоть когда-нибудь бываешь довольным? – не выдержал Нил и толкнул Мэтта в плечо.
– Бываю. Ты же знаешь, - в карих, сейчас почти что черных глазах появилось насмешливое выражение. Нил действительно знал, когда именно Мэтт бывал по-настоящему доволен, поэтому даже не нашелся, что возразить, ограничившись выразительным молчанием, зачастую это был единственный вариант достойно и без потерь завершить разговор.
До музея мошенники добрались только после полудня, изнывая во влажной духоте неожиданно теплого для зимы дня. Оказавшись в музее, Нил обращал внимание на каждую дверь и каждую лестницу, не забывая отмечать расположение охранников. Дело не выглядело трудновыполнимым, за что благодарить нужно было Моззи, у которого, кажется, всюду были связи с нужными людьми. Его помощь оказалась неоценимой, намного облегчив им жизнь. Впрочем, от предупредительного «Будь осторожен с Келлером, однажды он точно тебя сломает» Моззи так и не смог удержаться. Несмотря ни на что, Нил прекрасно понимал, на что идет, а потому не собирался разрывать взаимовыгодное сотрудничество, хотя следовало признать: дело тут было совершенно не в сотрудничестве. Тем не менее, когда-нибудь эти отношения, какими бы они ни были, точно выйдут одному из них боком, но не сейчас, не в этот раз.
Нил вздохнул и, остановившись у коллекции бронзовых фигурок эпохи Ренессанса, потер начинающую обрастать щетиной щеку. Оставалась еще пара нерешенных вопросов, но они были не настолько важны, поэтому он отложил их до вечера и кивнул Мэтту, направившись к выходу. Никаких дел на сегодня больше уже не оставалось. Можно было действительно на время стать обычными туристами.
На площади было не протолкнуться, поскольку маскарад дошел до своего пика. Обычно тихие улочки Венеции заполонила разноцветная толпа, повсюду играла громкая музыка, сыпалось на голову конфетти. Мэтт беззлобно, но донельзя устало выругался и поднял глаза к небу – театральный жест отчаяния, вызвавший у Нила короткий смешок:
– Порадуйся хотя бы тому, что у тебя нет агарофобии, – и Нил подхватил приятеля под локоть.
– Скоро будет, – искренне пообещал Мэтт, буквально продираясь через людское шумное море.
К ним подскочил грустный черно-белый Пьеро, только ярко-красная роза в руке выбивалась из двуцветного образа. Впереди мелодичным голосом смеялся кто-то под кошачьей маской. Справа фрейлина, прятавшая лицо за почти что бесполезной кружевной маской, взглядом провожала Нила и Мэтта. Мгновение – и вот она уже растворилась в толпе, напоследок одарив мошенников грустной улыбкой. Нил внезапно остановился, как вкопанный. Не ожидавший этого Мэтт споткнулся и едва не налетел на него.
– Нил? – Келлер озадаченно нахмурился. – Мы вообще-то собирались обратно в отель.
– Погоди, – торопливо прервал его тот и кинулся в толпу, бесцеремонно расталкивая людей.
Мэтту не оставалось ничего другого, как последовать за неугомонным приятелем, надеясь, что не произойдет ничего, что сможет помешать их планам. В какой-то момент он потерял Нила из виду, оставшись один на один с тысячью масок, но потом сбоку опять показалась знакомая спина, обтянутая черной тканью жилета. Мэтт ринулся следом в тщетной попытке нагнать этого ненормального. К счастью, не прошло и минуты, как Нил, беспомощно озираясь, остановился.
– Нил? Что случилось? – успевший запыхаться в небольшой погоне среди душной толпы, Келлер буравил приятеля мрачным взглядом.
– Ничего. Ничего… Пошли уже обратно, отель ждет нас, – Нил дернул плечом и развернулся в сторону Большого канала. Мэтт не стал лезть с расспросами, в любом случае, здесь было слишком шумно для разговоров.

***

Когда они уже вернулись в отель и разместились в номере Нила, заказав себе по холодному коктейлю, Мэтт еще раз поинтересовался о причинах столь странного поведения на площади.
– Ты не понимаешь. Там… это была Кейт. Это была она, я уверен, – голубые глаза лихорадочно блестели, а рассеянное бормотание больше походило на бред сумасшедшего. Можно подумать, это был не роскошный номер отеля, а приют для умалишенных.
– Этого не может быть, – как можно более тактично, что было совершенно для него не свойственно, возразил Мэтт и успокаивающе положил руку на плечо Нилу.
– Думаешь, я не узнаю её? Взгляд, походка, фигура… Я уверен! Я знаю! – раздраженно отмахнулся тот, сбросив чужую руку с плеча.
– Но Кейт умерла! – Мэтт очень быстро растерял такт, невольно повышая голос.
– Мог бы не напоминать об этом, – растерянно, с нескрываемым упрёком пробормотал Нил, отступая на шаг, напрягаясь всем телом словно дикий кот, готовящийся прыгнуть. – Уйди из моего номера. Пожалуйста.
– Не забывай, что твоей бесценной возлюбленной больше нет. И никогда уже не будет, – сквозь зубы прошипел Келлер, злясь и стараясь задеть как можно сильнее. А в последнем он всегда был настоящим мастером.
Нил весь побледнел, как-то разом осунулся, упрямо сжимая губы в тонкую полоску, чтобы не заорать. Казалось, он сейчас бросится на Мэтта с кулаками, но этого не произошло: несколькими быстрыми шагами Келлер пересек гостиную и вышел. Нил остался в полном одиночестве.
Он побрел в ванную, ополоснул лицо холодной водой и исподлобья посмотрел на свое отражение: бледный, с нервным, бегающим взглядом и вымученной усмешкой. Красавчик. Нил издал булькающий звук, видимо, должный звучать, как хмыканье, и отвернулся от зеркала, выключив в ванной свет. Комната погрузилась во мрак, тишина казалась такой вязкой, словно ее можно было пощупать. И лишь звук бешено стучащего сердца гулким эхом отдавался в груди.
Жестокие, неуместные слова Мэтта каленым железом прошлись по так и не зажившим ранам. Нил неуютно поежился, помедлил, прежде чем покинуть ванную, а потом вышел обратно в гостиную. Дойдя до спальни, он свалился на постель, уткнувшись лицом в белоснежные атласные простыни. Кейт любила прохладу атласа… Нил перевернулся на спину и закрыл ладонями лицо. Это будет долгая, очень долгая ночь.
Он так и не уснул до самого рассвета, бесцельно оглядывая бежево-золотистые стены, цепляясь взглядом за мольберт в углу. Картины уже были готовы, осталось только нанести сверху специальный лак, чтобы всё выглядело древним и истертым, но Нил никак не мог заставить себя сделать это – он чувствовал себя слишком уставшим, слишком подавленным, слишком…
Он встал с постели и настежь распахнул окно, впуская в комнату промозглый ветер, мигом пробравший до самых костей. Холод всегда действовал отрезвляюще. Опираясь ладонями о подоконник, он простоял так несколько минут, после чего с решительным видом вернулся к полотнам. У него оставалось не так много времени, чтобы предаваться воспоминаниям и сожалениям о прошлом. План расписан поминутно, а ведь лак еще должен высохнуть. Нил с головой ушел в работу, которая, как ему показалось, закончилась слишком быстро.
Часы ярко-красными цифрами высвечивали десять утра. Копии Карпаччо уже были закончены, и Нил не знал, чем ему еще заняться. Промаявшись так еще около получаса, он решил, что любое дело лучше бездействия. Вытащил из дорожного чемодана небольшой холст, установил его на опустевший мольберт и подтащил конструкцию прямиком к окну. Открывавшийся вид был определенно достоин того, чтобы его запечатлеть, даже если времени хватит только на наброски. Мягкий карандаш шелестел по неровной поверхности холста, вырисовывая соседние дома, разбегающиеся от Большого канала более мелкие каналы, серо-зеленую гладь воды и мирно покачивающиеся на ней гондолы… Он даже не завершил толком эскиз, почти сразу взявшись за краски. Картина как раз высохнет к вечеру.
Раздался приглушенный стук в дверь. Привычным жестом вытирая ладони об одежду, Нил слишком поздно вспомнил, что забыл переодеть вчерашнюю рубашку, и теперь на белой ткани остались багрово-красные пятна, напоминавшие еще не успевшую засохнуть кровь.
За порогом, что не удивительно, стоял Мэтт. И он совершенно не выглядел пристыженным или виноватым, скорее даже наоборот – прищуренные, внимательные глаза искали последствия вчерашней ссоры. И находили. Казалось, Мэтт радуется усталому виду Нила, темным кругам под потускневшими глазами и раздраженному взгляду.
– Можно?
– Проходи, – Нил постарался кивнуть как можно более обыденно.
Едва за ним закрылась дверь, Мэтт крепко схватил его за запястья и, не сдерживая злости, прошептал, почти прошипел:
– Мы не можем провалить дело только из-за того, что тебе привиделась Кейт. Это не должно стать помехой.
– Я знаю, – устало ответил ему Нил, не делая даже попытки вырваться. – Мы всё сделаем идеально. Как всегда. Как и раньше.
– Вот это мне уже нравится больше, – Мэтт ослабил хватку, но не отпустил перемазанные в краске руки, и уже более спокойным тоном добавил: – Послушай. Пора бы уже научиться жить дальше. Ты же смог забыть Нью-Йорк, вычеркнул из памяти это проклятое семейство Бёрков и ФБР вместе с ними. Даже Моззи ты смог оставить на другой стороне океана. Но эта глупая, наивная девчонка… Ты по-прежнему не можешь забыть о ней!
– Мэтт, заткнись.
– Какого черта ты тогда вообще согласился сбежать со мной?
– Мэтт! – Нил резким движением освободил одну руку и вцепился пальцами в воротник Келлера, притягивая его к себе и в немом молчании заглядывая в непроницаемые темные глаза.
Напряженная тишина затянулась, окутывая противным липким коконом, стягивая, давя на грудь, вышибая из головы все мысли. Мэтт подступил еще на полшага вперед, не оставляя Нилу иного выбора, кроме как, отступая, прижаться спиной к стене. Секунды вдруг стали невыносимо долгими, даже бесконечными. Но время сорвалось и, казалось, устремилось вскачь, когда Мэтт собственническим движением положил руки на его бедра, притянул и требовательно поцеловал - ни малейшего намека на нежность. Да, они были любовниками уже достаточно давно, но Нил никак не мог привыкнуть к этой холодной жестокости со стороны Келлера, который не стремился подарить заботу или ласку, а только забирал свое, иссушал до дна, присваивал. Но они всё равно оставались любовниками. И Нил не сопротивлялся. Мэтт отстранился с той же стремительностью, с которой прижимал напарника к себе, а потом усмехнулся одними губами:
– Забудь.
Нил прекрасно понял его: забыть следовало всё, что было до побега. Абсолютно всё. Навсегда.

***

Беспокойная ночь не принесла ожидаемого облегчения. Сны, словно издеваясь, напоминали о прошлом: Нью-Йорк, строгое здание ФБР, старинный и такой прекрасный особняк Джун, убежище Моззи в доках и даже дом Бёрков. Эти люди тоже не оставляли его ни на миг, раз за разом появляясь в сновидениях. Они говорили, как сильно скучают по нему, обижались, что он бросил их, корили за поспешный побег. Но никто не злился. Даже Сара и Питер. Сара лишь тихо просила вернуться, Питер клятвенно заверял, что достанет его хоть из-под земли.
Едва не свалившись с широкой кровати, Нил проснулся, резко сев на кровати. Отерев со лба холодный липкий пот, он откинул измятое одеяло и прошел к бару. Часы показывали всего лишь половину второго ночи, а обнаруженной бутылки виски как раз должно было хватить до самого утра. Он закрыл глаза и пробормотал невнятное проклятие, прежде чем залпом выпить полный бокал янтарного горчащего виски.
Утром, когда Мэтт по привычке вломился в соседний номер без стука, он не нашел там Нила. Ни в гостиной, ни в ванной, ни даже в спальне. Двадцатью минутами позже тот обнаружился в ресторане на первом этаже: он сидел за столиком у высокого окна и, судя по рассеянному взгляду, лишь делал вид, что читает свежую газету. Нил выглядел необычайно бледным, под глазами залегли темные круги. Не улучшало эту картину даже наличие перед ним чашки с крепким черным кофе.
– Не смей говорить, что мы сегодня не провернем дело, – пристально разглядывая измученного, уставшего друга с легким раздражением бросил Мэтт, садясь напротив.
– Провернем. Бывало ведь и хуже, – криво улыбнулся тот, вспомнив, как однажды получил пулю при ограблении мелких русских мафиози. Допив остывший кофе, Нил встал. – Дай мне полчаса.
– Дам больше. Через полтора часа у черного входа в ресторан нас будет ждать машина.
Нил кивнул и направился обратно в свой номер под конвоем. И когда в номере он сразу прошел в ванную, чтобы привести себя в порядок, Мэтт проводил его долгим, сомневающимся взглядом. Шум льющийся воды невыносимо раздражал своей однообразностью. Келлер никогда не любил ждать, потому каждая минута тянулась невыносимо долго. Когда порядком посвежевший после холодного душа Нил наконец вышел в гостиную, его приятель беспокойно ходил по комнате, меряя ее нетерпеливыми шагами.
– У нас еще целый час, – надевая привычный костюм-тройку, попытался вразумить его Нил.
– Я знаю, – огрызнулся тот в ответ на резонное замечание.
Решив в который раз промолчать, Нил сел в угловое кресло и принялся наблюдать за чужими метаниями. Всё еще влажные волосы вились непослушными прядями, которые он то и дело тянул, словно таким странным способом хотел их выпрямить. Так, в напряженном молчании, нарушаемом лишь шуршанием быстрых шагов Мэтта, шли долгие минуты. Оба мошенника вздрогнули от неожиданности, когда раздалась резкая телефонная трель. Келлер полез в карман за мобильным телефоном:
– Да, конечно, – он кивал в такт словам собеседника. – Всё по плану, сейчас спустимся.
Напарники покинули номер вместе с первыми звуками карнавала, долетевшими до них через окна отеля.
Внизу их ожидала неприметная на первый взгляд грузовая машина, в которую Нил отнес свои бережно обернутые тканью картины. Следом в полумрак кузова полез и Мэтт, чтобы переодеться. Обычная одежда сменилась на рабочую форму реставрационного центра, которая пришлась обоим по размеру. Переодевшись, они оставили картины в дальнем углу и перебрались в кабину. Дорога заняла не более двадцати минут: в Венеции даже во время праздников было достаточно мало машин, потому путь прошел без малейших задержек, по плану, расписанному минута в минуту. Грузовик въехал на задний двор музея Коррер, без труда миновав охранников на воротах.
Раз в месяц все экспонаты из музея поочередно переносили на проверку в реставрационный пункт, находившийся на другом конце города. Именно там все картины, скульптуры и прочие предметы искусства обновляли, а при необходимости забирали на реставрацию. Этот факт нельзя было упустить из виду, поскольку благодаря Моззи мошенники прекрасно знали, что картины Карпаччо были в реставрационном центре не далее, как неделю назад. И сейчас, представившись работниками реставрационного центра, Нил и Мэтт собрались забрать картины под предлогом того, что их всё-таки решили отреставрировать. Днем ранее Нил уже позвонил в дирекцию музея, предупредив, что за картинами приедут. Оставалось надеться, что эту информацию решили не перепроверять. Если всё получится – у мошенников будет пара недель в запасе, чтобы скрыться, прежде чем кто-либо заметит их обман.
Мошенники выбрались из машины, только когда та остановилась у служебного входа. Мэтт нетерпеливо одергивал серую форму с нашивками, подтверждающими их принадлежность к работникам реставрационного центра.
Поддельные удостоверения прошли проверку: внутрь их пустили без малейших вопросов. Да и разве могло быть иначе, когда Нил для пущей убедительности обаятельно улыбнулся и, невинно глядя на охрану своими голубыми глазами, произнес:
– Мы новички.
– А разве эти картины не забирали на проверку неделю назад? – без малейшего намека на подозрение спросил один из охранников.
Ответ на этот вопрос у них был готов уже давно. Нил смог бы это повторить, даже если бы его разбудили посреди ночи:
– А вас разве не предупредили, что решено было всё же отреставрировать их? Видите ли, «Охоту» и «Дам» уже забирали на проверку, верно. Но отреставрировать решили лишь сейчас, в последний момент. Эта зима выдалась такой влажной, что даже прекрасно оснащенные залы музея не спасли их, потому никто не захотел рисковать.
Мэтт поддержал напарника вялой улыбкой, со скучающим видом озираясь по сторонам, будто ему осточертело денно и нощно развозить картины из музея в проверочный пункт и обратно. Охранники так ничего не заподозрили и даже помогли сменить картины и погрузить оригиналы в машину. Нил довольно улыбнулся и даже отсалютовал невольным помощникам, когда грузовик тронулся с места. Музей должен был начать принимать первых посетителей уже через пару минут. Аферу удалось провернуть на удивление легко.

***

Однако отмечать успех было рано. Весь остаток дня Нил и Мэтт провели в напряженном ожидании: а вдруг картин всё же хватятся? Но нет, никто не ломился к ним в номера, а по новостям только и делали, что показывали расписные маски и цветастые костюмы.
– Карнавал… – задумчиво протянув Нил, отвернувшись на мгновение от растушеванного холста. – Мы всегда умели выбрать удобное время для аферы.
– Вспоминаешь Рио-де-Жанейро? Мы и здесь могли бы повеселиться. Как-никак, у нас очередное успешно выполненное дело, – у Мэтта было на редкость хорошее настроение, он уже прикидывал, за сколько сможет продать картины в ближайшие дни. Нил предпочел оставить разговоры о продаже до лучших времен и улыбнулся:
– Согласен, – несколько секунд он раздумывал над чем-то, рассеянно почесывая кончик носа древком от кисточки. На носу осталось небольшое пятно сине-черного цвета. – Возьму костюм с маской Коломбины.
– Нет, избавь меня от всего этого, – Мэтт торопливо перебил Нила, демонстративно поморщившись. – Не хочу разбираться со всей этой кучей масок. Для меня они все одинаковые.
Нил промолчал, смерив приятеля уничижающим взглядом, и снова вернулся к холсту, продолжая вырисовывать вид, открывающийся из высокого окна: Большой канал, багровеющий в закатных лучах, отчего вода казалось темной, с красными отблесками, напоминал поток крови, мерно текущий по городу.
Нил настолько увлекся полотном, что совершенно забыл о присутствии Мэтта. Тот, вдоволь наигравшись с пультом от телевизора, отвернулся от мигающего экрана и принялся с ленивым любопытством наблюдать за художником. Неудивительно, что кисть в его руке дрогнула, когда Мэтт негромко его окликнул. На четко вычерченной глади тревожно-оранжевого неба появился неровный густой мазок. Картину можно было считать испорченной, и Нил с хмурым видом развернулся к невозмутимому Мэтту:
– Сколько раз тебе говорить…
– Сколько угодно, – с ухмылкой парировал тот, поднимаясь с дивана. – Я всего лишь хотел напомнить, что карнавал начинается с раннего утра. Советую не увлекаться своей мазней.
– Мазней? – Нил буквально задохнулся от возмущения. – Я, между прочим, почти закончил. А теперь, видимо, придется рисовать всё заново, – мстительно добавил он, хотя и не собирался больше возиться с новым холстом, поскольку настроение было безвозвратно испорчено.
Мэтт пожал плечами, мол, дело твоё, и под тяжелым взглядом ретировался из номера, словно его никогда здесь и не было. Нил оставил краски и кисти на столе, равно как и незавершенную картину, взглянул в проем высокого окна, где на темном небе загорались первые звезды, и пошел в комнату, на ходу снимая перепачканную одежду. С наступлением темноты грозили вернуться старые кошмары.
Вопреки ожиданиям, этой ночью Нил спал, как убитый. Утром он вскочил по первому звонку будильника, выбираясь из теплого вороха одеяла и пледа. Через оставленное на ночь приоткрытым окно просачивалась промозглая сырость последних дней февраля. Он поежился и поспешил одеться, чтобы сохранить хотя бы крохи тепла после долгого сна. Черные классические брюки и облегающая черная водолазка оказались как нельзя кстати – Нил знал, что черный цвет оттеняет его пронзительно-голубые глаза, невольно заставляя собеседников сосредоточить внимание именно на них. Закрыв окно, он подошел к высокому шкафу у стены и вытащил на свет украденные холсты в рамах. Этим он мог бы любоваться вечность, которой, впрочем, не было в его распоряжении – его еще ожидала подготовка к карнавалу.
Оставив полотна в покое, Нил постучал в соседний номер, но ответом была тишина. Постучал еще раз – тот же результат. Когда он готов был, как минимум, барабанить в дверь руками и ногами, и, как максимум, взломать замок, хозяин номера соизволил наконец открыть дверь, беззастенчиво и душераздирающе зевая. Нил не нашелся, что сказать, раздраженно глядя на Мэтта и с трудом подавив желание приложить приятеля сонной головой о дверной косяк. Благо, убийственное выражение лица сделало свое дело: Мэтт мгновенно проснулся и даже криво ухмыльнулся, что в его понимании было эквивалентом извиняющейся улыбке. Хотя больше всего эта ухмылка походила на самодовольный оскал. Ни на йоту не поверив в искренность извинений, Нил решил тем не менее не портить себе настроение и игнорировать недовольного ранним пробуждением Мэтта.
– Одевайся, у нас не больше пары часов до начала празднеств, – категорично произнес он, оставаясь в коридоре.
– Я мог бы проспать еще целый час, – укорил его Мэтт и вернулся в комнату, где провозился минут десять, не больше.
По его возвращении Нил терпеливо дождался, пока он закроет дверь, а потом буквально потащил Мэтта за собой: по коридору, в лифт, из лифта, к выходу из гостиницы и дальше, по узким, извилистым улицам Венеции. Остановились они перед соседним домом. Ателье. Здесь Нил заказывал один из своих новых костюмов, когда они только-только приехали и заселились в Ка’Сагредо. Мэтту оставалось положиться на придирчивость Нила к такого рода заведениям. Внутри оказалось светло, благодаря горящим лампам, и просторно. Вдоль стен стояли всевозможные манекены. Навстречу из-за стойки вышел человек в летах, на первый взгляд ничем не примечательный.
– Антонио Эспозито, – Нил скорее представлял владельца ателье, нежели обращался непосредственно к подошедшему к ним мужчине.
– Тони, мистер Кэффри, здесь меня все зовут Хромой Тони, – походка у него действительно была хромой.
Мэтт прикидывал, сколько ж денег отвалил Нил за костюмы, раз этот серьезный и суровый человек так распинается перед туристами? Наверняка, заплатил не меньше, чем за Девор или Вествуд. Он недобро усмехнулся, поглядев на приятеля: ему чертовски не нравилась его манера покупать по десятку костюмов за полгода, меняя их, словно дама перчатки. Жизнь с размахом – это, конечно, прекрасно, но подобное расточительство было излишним. Нил ослепительно улыбнулся в ответ на не предвещающий ничего хорошего взгляд Мэтта и заговорил о карнавальных костюмах с терпеливо ожидающим их Антонио. Келлер даже не пытался вслушиваться, вместо этого бесцельно изучая самую разную одежду на манекенах без лиц.
– Это было бы замечательно, – наконец, придя к какому-то единому решению, закивал Нил, а владелец ателье степенно исчез где-то за стойкой из красного дерева. Спустя десять минут он появился с целым ворохом тканей:
– Маски, мистер Кэффри, – акцент мужчины стал особо заметен, поскольку он сейчас больше был отвлечен на дело, нежели на посетителей. – Костюмы сразу с масками. Коломбина для вас, как и договорились. А для вашего спутника – Вольто, классика.
– Можно ли нам переодеться здесь, Тони? - Нил сейчас был само дружелюбие, явно довольный тем, что ближайшую пару часов будет павлином в нескольких слоях плащей и туник. Во всяком случае, Мэтт считал, что радость Нила вызвана именно этим. Сам он без особого энтузиазма забрал из рук Тони кипу сине-золотой карнавальной одежды. Поверх этого швейного великолепия покоилась маска, закрывающая всё лицо: изначально белая, а сейчас украшенная синими и золотыми узорами, она придавала обычному шаблону изысканную неповторимость. Мэтт обреченно вздохнул и последовал к примерочным, на которые указал Антонио. Тот по просьбе Нила помог ему переодеться. Надо признать, сам бы он с этой задачей вряд ли справился даже при должном старании.
Наконец, когда это почти получасовое мучение закончилось, а маска была тщательно повязана, закрывая лицо, у Мэтта появилась возможность заглянуть в зеркало. Вопреки ощущениям, выглядел он отнюдь не огромным комом различного тряпья, скорее даже наоборот, статно: синий камзол с золотыми оторочками и кружевами был стилизован под восемнадцатый век. За плечами до самого пола струился атласный плащ, тоже синий и ожидаемо с золотой подкладкой. На голову была водружена шляпа с пером, украшенная сзади тканью, создававшей подобие капюшона, чтобы скрывать края маски. В целом, вид не такой уж и плохой, решил про себя Мэтт. За его спиной возник Нил и убежденно сообщил ему, что тот выглядит намного лучше, когда его лицо скрыто. Сам Нил более напоминал либо полночного вора, либо любовника, не желающего, чтобы его узнали чужие глаза: черный тяжелый плащ окутывал подтянутую фигуру с головы до пят, и эту черноту разбавляли только редкие серебристые узоры, вышитые как нельзя более подходяще – не слишком много, не слишком мало. Маска закрывала лицо лишь наполовину, тоже черная, только по краям окантованная серебряной лентой. Ничего лишнего, минимализм, как он есть. Мэтт невольно ухмыльнулся, но понял, что Нил не видит этого движения губ, потому пробормотал из-под своей маски, под которой уже становилось душно:
– Выглядишь, как вор, – в голосе было не столько иронии, сколько скрытой насмешки.
– А ты выглядишь, как разбогатевший вор, – не остался в долгу Нил.
Расплатившись с Антонио, который клятвенно обещал перенести их одежду в гостиницу и просил заходить еще, мошенники двинулись к площади Сан-Марко. Туда они, пожалуй, теперь могли бы пройти и с закрытыми глазами, столько раз им приходилось бывать на площади. Плыть ни на катерах, ни на гондолах не хотелось. Извилистые улочки уже наполнялись праздничным шумом, то тут, то там появлялись новые участники карнавала. К тому времени, как мужчины оказались на площади, толпа успела увеличиться в несколько раз, и от этого многоцветия всё пестрило перед глазами.
Нил поймал себя на мысли, что постоянно вглядывается в лица прохожих, безотчетно ищет увиденную вчера девушку. Благо, маска Вольто ограничивала поле зрения Мэтта, потому он не замечал вороватых внимательных взглядов спутника.
Из цветного людского моря навстречу им внезапно вынырнул Арлекин. Арлекина, если быть точным – из-под цветастой маски раздался мелодичный женский голос:
– Влюбленный Коломбина… И в кого же вы влюблены? – зеленые «кошачьи» глаза в прорезях маски смотрели на Нила и томно сверкали в предвкушении лестного ответа.
– В самого себя. Я вовсе не Коломбина, как все считают, а Нарцисс, не показывающий своего лица никому из-за ужасной ревности, – речь звучала пылко и почти убедительно, если бы не была такой нелепой и смешной. Мэтт на это не повелся, а вот прекрасная Арлекина – тут же растаяла в толпе, словно и не приближалась к двум спутникам.
– Ты у нас тот еще Нарцисс, верно, – хмыкнул из-под маски Мэтт и, внезапно оживившись, схватил Нила за обтянутую серебряной перчаткой руку, потянув того за собой.
Цель такой внезапной и оставленной без объяснения спешки выяснилась очень скоро: «прогулка в темноте» - неизменное развлечение на ежегодном бале-маскараде в Венеции. Спорить было бесполезно, и Нил смиренно, с некоторой театральностью покорно склонил голову, когда прямо поверх маски его глаза завязали плотной черной тканью. В запястье вцепилась чья-то рука – Мэтт всё еще был рядом, такую хватку тяжело было не узнать. Келлер прекрасно понимал, чем грозит это развлечение, но месть всегда сладка, а сейчас он действительно мстил за все мелкие и упрямые желания Нила в последние недели.
Процессия «слепцов» наконец всколыхнулась и медленно направилась ко Дворцу Дожей и дальше, к Соломенному мосту, двигаясь вдоль берега. Хотя никто, кроме десятка проводников, этого не видел. Зато до ушей доносился рокот волн, не заглушенный ни карнавалом, ни шумом города, а легкий бриз то и дело проносился между людьми, обдавая влажным и всё еще холодным воздухом. Нил вцепился в руку Мэтта так сильно, словно собирался если не переломать ему кости, то как минимум порвать карнавальный костюм. Келлер ухмылялся такому поведению друга, хотя никто не мог сейчас видеть этой злорадной, победоносной ухмылки, надежно спрятанной под разукрашенной маской. Нил шел осторожно, гораздо осторожнее возможного, вздрагивая всякий раз, когда они нечаянно сталкивались с идущими впереди или же когда под ноги попадал оброненный кем-нибудь мусор. Под конец этого похода, когда они, пройдя достаточное расстояние, вернулись на площадь через мост за Собором Сан-Марко, Нила колотила мелкая дрожь, хотя виду он не подавал, продолжая вышагивать. Наконец, долгая «слепая» дорога закончилась, и временно ослепшие люди снимали с глаз повязки, радуясь тому, что вновь видят выглянувшее из-за облаков солнце и буйство красок вокруг. Один только Нил выглядел мрачным, сверля взглядом неприлично довольного Мэтта. Последний невозмутимо и фальшиво напевал какую-то мелодию, услышанную еще у Дворца Дожей.
– Лучше бы я остался в Нью-Йорке, – в отместку Нил пытался задеть приятеля, и, судя по бешеному взгляду, ему это более чем удалось.
Сейчас у Нила были вполне объяснимые причины довести Келлера до белого каления. Нил был аферистом и мошенником, часто рисковал, часто бывал на грани провала, но всё это лишь разжигало интерес к кражам и подделкам, страха перед поимкой никогда не было. Но… Было одно, чего Нил боялся до умопомрачения, почти до сумасшествия: темноты, кромешной и вязкой, когда совсем ничего не видно. И он боялся не столько самой темноты, сколько того, что может ослепнуть, и тогда эта тьма останется с ним навсегда. Никаких галерей, картин, драгоценностей, афер… Это был действительный повод бояться того, что в одно прекрасное утро он проснется, потеряв зрение.
Нил вздрогнул, судорожно вздохнул, пытаясь отогнать неприятные мысли, и кивнул Мэтту: оставаться здесь больше не хотелось. Келлер явно не испытывал никакого чувства стыда – у него вообще не было такого слова в словаре. Он продолжал насвистывать навязчивую однотонную мелодию, идя на полшага позади. В отель они вернулись на одном из катеров, который как раз отходил от площади Сан-Марко вдоль Большого канала, где располагалось множество отелей, ресторанов и магазинов. Мэтт делал вид, что уже и забыл про упомянутый Нилом Нью-Йорк.
В Ка’Сагредо им сообщили, что одежду, оставленную в ателье Хромого Тони, уже отнесли в номера, предварительно вычистив в химчистке за счет отеля. Мэтт взглянул на Нила: наверняка тот оставлял горничным щедрые чаевые, раз перед ними чуть ли не на коленях стоят. Нил не обратил ни малейшего внимания на этот взгляд, забрал ключи-карточки, один из которых отдал Келлеру и пошел в сторону лифтов. В бежевых тонах Ка’Сагредо среди известных и не очень картин, развешанных по стенам, казалось, что это не Влюбленный Коломбина спешит на свидание, а искусный вор хочет украсть что-то особо ценное. Мэтт встряхнул головой – наваждение не пропало – и поспешил догнать Нила, уже явно пришедшего в себя после прогулки и теперь расслабленно чему-то улыбающемуся. Поездка в лифте прошла в молчании, как и дорога, занявшая половину коридора, к двум соседним номерам.
– Может, ты всё-таки откроешь бутылку лучшего вина? – «В честь того, что я пустил тебя на карнавал» – читалось в темных глазах Мэтта, но из-под маски звучало другое: – В честь удачно завершенного дела.
Нил сказал что-то о том, насколько невыносимым может быть Мэтт, но все-таки распахнул дверь номера, попуская гостя вперед. Он не успел сделать и пары шагов, как Келлер прижал его к двери, собственническим, властным жестом, на которое только он имел право, и сжал в пальцах пряди вьющихся волос, вынуждая поднять подбородок. Мэтт чертыхнулся. В какой-то момент он напрочь забыл о маске, и теперь попытался содрать её, но тесемки были завязаны на совесть. Возиться с ними было некогда, не сейчас, он снимет её немного позже, потом. Нил опустил голову, чтобы поцеловать, но застыл на мгновение, словно сомневаясь, а затем решительно потянулся навстречу, еще ближе и медленно облизнул позолоченные губы маски. Взгляд его блестящих голубых глаз, вопреки откровенным действиям, казался до безумия наивным. Дыхание Мэтта сбилось. Непонятно почему медля, он наконец отстранился и буквально поволок Нила за собой, в спальню – редкое дело – и уже там с глухим нетерпеливым рычанием опрокинул того на постель. Кровать жалобно скрипнула под ними.
Тут же послышался треск раздираемой ткани. Мэтт не стал терпеливо разбираться в мудреных застежках и закрепках одежды, бесцеремонно срывая её. Слои бархатистого костюма рваными лоскутами остались лежать на кровати, оттеняя бледную кожу Нила, отчего та казалась алебастровой. Мужчина казался искусно деланной статуей, которую, как в мифе о Пигмалионе, словно оживила сама Афродита. И сейчас Мэтт не имел возможности коснуться этой кожи губами. Чертова маска!
Мэтт глухо зарычал, вместо поцелуев царапая пальцами кожу от плеч вниз, до самых бедер, оставляя яркие красные полосы, будто следы от ударов плетью. Нил изогнулся под этим незамысловатым движением, нетерпеливо облизывая губы - напоказ, привлекая внимание. Это не давало его любовнику забыть о маске, в которой было жарко и душно, но снять её не хватало времени, не хватало желания, которое сейчас полностью было растрачено на Нила. Мэтт скатился с него, сам оказавшись лежащим на спине, и Нил не заставил себя ждать, с удивительной проворностью оказавшись сверху, поджимая бока Мэтта коленями. Недолгая заминка – только для того, чтобы развязать тесемки и освободить того от бридж, стянув их к коленям, не дальше. Нил провел подушечками пальцев по всей длине напряженного члена, нарочито неспешно лаская. Вновь недовольный рык. Нил хитро улыбнулся, но, поймав знакомый недобрый взгляд темных глаз, не медлил, подвинувшись выше, приподнимаясь, прежде чем слитным движением опуститься вниз, судорожно выдохнув сквозь зубы.
Уже давно не было ни намека на боль, разве что немного неприятно, тем более сейчас, почти без смазки сразу насаживаясь на твердый член, сжимаясь в последний момент. От этого незамысловатого действия Мэтт почти задохнулся, дернувшись схватить любовника за плечи, но Нил перехватил его руки. Запястья Келлера оказались крепко прижаты к кровати над головой, и на этот раз он промолчал, лишь шумно отрывисто дыша и выжидая. Нил начал двигаться медленно, почти мучительно медленно, привыкая к Мэтту внутри себя снова, словно в первый раз. Нил осторожно повел бедрами по кругу, поймав взгляд любовника, и стал медленно наращивать темп движений, найдя удобное для них обоих положение.
Жарко, невыносимо жарко, перед взором уже всё поплыло – Нил еще держал Мэтта за руки, наклонившись настолько близко, что почти лежал на нем. Нил продолжал быстро и уверенно двигаться с короткими задыхающимися стонами, приоткрыв рот и губами порой дотрагиваясь до щеки маски. И это возбуждало еще больше, хотя казалось, что дальше уже некуда. Низ живота словно окаменел, а почти накативший оргазм то и дело отступал, вынуждая почти разочарованно гортанно стонать и подкидывать бедра, желая каждый раз взять Нила глубже и сильнее. Сам Нил совсем уже потерял голову, двигаясь на грани, крупно подрагивая и сжимая свои хрупкие пальцы на запястьях Мэтта. От этого на руках Келлера оставались красные браслеты следов, которые к утру наверняка потемнеют, превращаясь в синяки, как если бы он дергался, будучи закованным в наручники.
Еще… Ну же!.. Еще!.. Нил продолжал двигаться скорее по инерции, обильно кончая, так и не дотронувшись до себя ни разу. Только в последние мгновения он потерся членом о задранную ткань камзола, так и не снятого второпях. Почти бессознательно замирая с половины движения, выгибаясь, прежде чем рухнуть на любовника, Нил почувствовал, как по его бедрам липким теплом стекает чужая сперма, неприятно щекоча кожу. Мозг перестал воспринимать что-либо, кроме ударов крови в висках, а может это так колотилось сердце в груди Мэтта, к которой Нил сейчас привалился щекой, закрыв глаза в приятной усталости. Кажется, спустя вечность, Келлер попытался встать и даже что-то говорил любовнику, но к тому моменту Нил уже спал, не желая даже попытаться выкарабкаться из приятного сна, который внезапно его окутал. Нью-Йорк в эту ночь Нилу не снился.

***

Утро было на удивление туманным. Несмотря на то, что весна уже вступала в свои права, за окном клубилось молочное марево. Нил приподнял голову с плеча мирно спящего рядом Мэтта, а потом лег обратно, бессонно уставившись в кремово-желтый потолок. Мыслей не было. Совсем. Хотелось лежать так хоть всю жизнь. Спокойно. Без афер, без преследований, без обмана. Но это было лишь мимолетное желание, он прекрасно это понимал.
Нил повернул голову, разглядывая Келлера, который сейчас мирно дышал, уткнувшись лицом в подушку. В такие редкие моменты можно было подумать, что Мэттью Келлер – святой человек, а не жестокий и хладнокровный аферист, преступник, готовый пойти на всё ради достижения цели.
Пока Нил раздумывал о таких превратностях судьбы, его любовник приоткрыл один глаз испросил:
– Куда сорвемся отсюда?
Тишина. Нил перекатился на живот и приподнялся на локтях:
– В Лондон. Мне очень понравились туманы.
Мэтт усмехнулся до неприятного знакомой, пробирающей до дрожи ухмылкой, протянул руку, чтобы властным движением придержать вздумавшего отвернуться Нила за подбородок.
– Мне всегда казалось, что в Лондоне тебя гораздо больше туманов интересует «Женщина в рубашке»…

@темы: Персонажи: Нил, Фанфики