Фэндом: White Collar
Название: Знакомое жжение / Fаmiliar Sting
Автор: Shоliо (Friendshippеr)
Перевод: _Наблюдатель
Оригинал: здесь
Тип: Джен
Жанр: AU, Hurt/Comfort, Friendship
Рейтинг: PG-13
Саммари: AU, сиквел к фику "Молния в ладонях" про телепата-Нила
Объем: ~4 200 слов
читать дальше– Когда я сказал, что ты можешь остановиться где угодно за эту же цену, – сказал Питер, обозревая вид с террасы на крыше Джун, – я не имел в виду этого.
– Я не нарушаю никаких правил, – заметил Нил, откидываясь на спинку кресла с чашкой идеального итальянского кофе Джун в руке. Перехитрить Питера казалось правильным – словно он наконец делал что-то со своей стороны в восстановлении надлежащих границ в их отношениях копа и мошенника.
– Знаю, я просто…. – Питер замолчал, покачал головой и остро глянул на Нила. – Ты не… ну, знаешь? – постучал он по виску.
– Повлиял на нее? Питер, я не могу. Ты это знаешь.
Опустив подбородок, Нил потянулся к затылку пощупать устройство. Холодное зудящее ощущение пронеслось по телу от прикосновения, словно провести вилкой по зубам. Врачи в тюрьме заявляли, что ему всё кажется, что он не может чувствовать через устройство ничего. Конечно, они не сказали ему и того, что устройство обеспечит его непрекращающимся тупым нытьем в голове и еженедельными мигренями.
Питер все еще выглядел подозрительно, а значит, пора было попытаться его отвлечь.
– Вот, – сказал Нил, сунув графин с кофе ему в руки. – Попробуй. Мне нужно одеться.
– Это точно, – согласился Питер.
Нил проигнорировал его и вернулся в квартиру, решив просто так принять долгий горячий душ. У Питер был кофе Джун для компании.
Он вышел из тюрьмы две недели назад и постепенно начинал привыкать к офису белых воротничков. Он узнавал своих... ну, за неимением лучшего выражения, коллег. И он наконец выбрался из ряда местных ночлежек, куда Питер пытался его устроить за семьсот баксов в месяц.
Он все еще с трудом осознавал, что Джун впустила его в дом без использования Прикосновения, как они с Моззи называли это. Моззи утверждал, что у Нила и без того природный талант располагать к себе людей. Нил всегда возражал, что это никому не известно. Глубоко внутри он сильно подозревал, что если бы не мог побуждать людей становиться его друзьями, у него бы вообще не было друзей.
Но Моззи был… Моззи. Моззи был единственным из всех, кому Нил о себе рассказал, кто поверил ему сразу и безоговорочно. Фактически, когда Нил рассказал ему, что правительство проводит тайные эксперименты по управлению разумом, первой реакцией Моззи стало: «Я так и знал!»
И еще Моззи был единственным, кроме группки подобных ему в лаборатории, кто его не боялся – единственный, кто не бросал на него косые взгляды, опасаясь, не роется ли он в их мозгах. Включая Кейт. Когда-то Нил считал, что Кейт была другой. Он поверил, что Кейт может принять его таким, какой он есть. Но все повернулось не так…
Когда он позволял себе об этом думать – долгими бессонными ночами, когда только собственные мысли составляли ему компанию – ему приходилось признать, что он тоже виноват в том, что всё покатилось под откос с Кейт. Потому что он просто не мог быть рядом, не влияя на нее. Несильно. Лишь крошечные вещи. Он проделывал это и с Моззи. Не специально. Просто было так легко чуть-чуть нажать – вот здесь – если у них был тяжелый день и он хотел их чуть-чуть развеселить. Или если проигрывал в споре. Или чтобы отвлечь от чего-то, о чем не хотел разговаривать. Или чтобы предупредить неловкие вопросы, или уговорить Кейт на какое-то дело, которое, он был уверен, окупится для них обоих…
А потом она узнала. И это добром не кончилось.
Моззи, с другой стороны, обычно знал, когда он это делает. Нил понятия не имел, как; это было словно шестое чувство. Может, Моззи просто так глубоко не доверял любому приятному ощущению вообще, что сразу подозревал, что его источник находится где-то извне. В любом случае, обычно он просто говорил: «Нил, прекрати», и всё снова было хорошо.
Хотя больше это не представляло проблемы. В теплой влажной ванной он коснулся устройства у основания черепа. Оно было надето поверх старого устройства – серии устройств, вообще-то, вживленных в его мозг начиная с младенчества и заканчивая подростковым возрастом. Они не смогли вытащить всю эту неразбериху, поскольку она полностью интегрировалась его растущим мозгом в детстве, так что надели эту штуку поверх. По крайней мере, так ему сказали.
Его мнения никто не спрашивал.
Какая-то часть его – заинтересованная, любопытная часть – наслаждалась вызовом его нового положения. Он всегда любил новизну, любил, когда побуждают добиваться большего, а заниматься аферами с телепатией уже становилось скучновато. Но новизна и вызов были бы приятны, только если бы он мог бросить, когда надоест, и если бы от этого он не чувствовал себя паршиво большую часть времени.
Он плохо спал прошлой ночью, что не было необычно, но проснулся с туманным ощущением, которое, подозревал, могло предвещать подступающую мигрень. Но он не чувствовал себя плохо, просто странно. И не знал, сколько симуляции потерпит Питер, особенно осознавая, что уже проверяет границы его терпения с Джун.
Нил протер ладонью запотевшее зеркало в ванной и повернул голову, чтобы глянуть на серебристый блеск у основания черепа. Даже больше головных болей, даже больше странной пустоты в голове, где раньше были чужие мысли… даже больше, чем всё это, он ненавидел видимость устройства. Шляпа делала его менее заметным – по крайней мере, люди смотрели на шляпу, а не его шею – и он объяснял всем любопытствующим, что это из-за проблем со спиной. Но глушитель все равно было видно. От этого он ощущал себя нелепо и не в своей тарелке, что было наихудшим ощущением для мошенника, который всю жизнь учился растворяться, как хамелеон, в любой обстановке.
Раздавшийся стук в дверь заставил его подпрыгнуть. Он все еще не привык, что люди могут к нему подкрасться.
– Ты там что, уснул? – крикнул через дверь Питер.
– Пей свой кофе и тренируй терпение, – сказал Нил, вытирая волосы. – Ты можешь часами сидеть в фургоне, не шевелясь. Десять минут тебя не убьют.
– Фургон – это работа. А мы, позволю тебе напомнить, не там.
Нил фыркнул. Плюс-минут десять минут спустя он вышел на террасу в одном из новых, с иголочки костюмов из коллекции Байрона.
– Ты украл этот костюм? – спросил Питер, хотя его голос звучал скорее позабавленно, чем разгневанно. Может, отличный кофе его смягчил; Нил заметил и исчезновение шоколадных круассанов.
– Он сдавался вместе с домом.
– Ну разумеется.
Нил все еще не мог вычислить Питера. Как только он считал, что его разгадал, что ему удалось извлечь суть этого хитроумного мозга ФБР в простое уравнение, Питер делал что-то, удивляющее его. Питер реагировал с суховатым юмором, когда Нил ожидал гнева, сочувственно, когда Нил ожидал осуждения, прозорливо, когда Нил ожидал списка отупляющих банальностей ФБР – и, как только Нил решал, что может всегда рассчитывать, что Питер будет всем этим, Питер решал не быть ничем из этого.
– Ты же понимаешь, – сказал Питер, когда они спускались к машине, – что как раз из-за того, что ты тут делаешь – живешь на халяву в роскоши, которой не заслужил – именно из-за этого тебя посадили, да?
О чем и речь.
– Она сама предложила, Питер. Клянусь, это с самого начала была ее идея. Я даже оказываю ей услугу, находясь здесь.
– Ты совершенно пропускаешь мимо ушей мою точку зрения, и делаешь это специально.
– Это из-за кофе? Потому что я могу спросить Джун, где она покупает… – Нил прервался, потому что яркий солнечный свет вонзился в голову не хуже кинжала.
– Ты в порядке? – спросил Питер, с обычной тревожной скоростью переключая темы и вглядываясь в лицо Нила.
– Прекрасно, – бодро сказал Нил, надевая шляпу и заслоняя полями глаза.
Он действительно считал, что сможет продержаться день. Но c разгаром дня в отделе белых воротничков туман в голове перешел в боль – а он так надеялся, что она надеялся продержится до конца рабочего дня, когда он сможет доползти до Джун и скончаться с миром. Как обычно, боль началась с места на верху его позвоночника, которое не переставало ныть с тех пор, как на него надели эту штуку два месяца назад, и расползлась по черепу, мучительно вонзаясь в правый глаз. Его тщательно составленный карточный домик самоконтроля начал шататься, а потом полностью развалился, когда один из стажеров принес на обед сэндвич с тунцом.
В довершение всего агент Джонс застал его, когда его выворачивало наизнанку в мужском туалете.
– Эй, Кэффри, ты в порядке?
Беспокойство казалось искренним, или по крайней мере убедительным. Пока что никто из команды Питера не выказывал по отношению в нему открытого презрения или неприязни; похоже, Нил неплохо сошелся со всеми ними, отчего, разумеется, тут же заподозрил, что Питер приказал им всем хорошо к нему относиться по какой-то причине.
– Голова болит, – выдавил Нил, споласкивая рот. Казалось, словно голова сейчас взорвется.
– Мигрень?
– Не знаю. – Нил прислонился лбом к прохладному зеркалу и закрыл глаза от режущего света. – Наверное. Они недавно начались.
– Мой брат страдает мигренями с тех пор, как мы были детьми. И худшему врагу не пожелал бы. – На плечо Нила легла рука, заставив его вздрогнуть. – Хочешь, я поговорю с Питером?
– Нет! – быстро сказал Нил. – Просто… мне уже лучше.
Он лгал сквозь зубы и почему-то не удивился, когда парой минут спустя поднял глаза от расплывающихся перед глазами бумаг и обнаружил стоявшего над ним Питера с ключами от машины в руке. На лице того было откровенное сочувствие, от чего Нилу стало еще хуже. Он все еще напряженно ждал, как на иголках, что его образ сурового, но доброго парня развалится и обнажит бездушного правительственного мерзавца. Но этого всё не случалось, и чем дольше не случалось, тем проще было поддаться мысли, что Питер и есть такой, каким кажется… тем проще становилось привязаться к нему, поверить ему.
– Да, ты идешь домой, – сказал Питер, и Нил осознал, что отключился, уставившись куда-то в галстук Питера.
Питер слегка подталкивал его в нужном направлении, в гараж и в Таурус. Ему было достаточно паршиво, чтобы он не обращал внимания, куда они едут, пока они не пересекли бруклинский мост.
– Мы не едем к Джун?
– Нет, – сказал Питер. – Эл сегодня работает дома, а мне нужно вернуться на работу, так что я решил, что не стоит оставлять тебя одного.
Забота одновременно трогала и раздражала, тем более что он едва мог думать, так что вынужден был обрабатывать по одному предложению за раз.
– Питер, я справлялся с этим самостоятельно с тех самых пор, как на меня надели эту штуку. Не то чтобы со мной случился смертельный припадок.
И он очень пожалел, что об этом подумал.
– Я знаю, – сказал Питер – И знаю, что можешь сам. Эл не будет хлопотать; если хочешь побыть один – и бог знает, я сам ненавижу, когда хлопочут надо мной, когда мне плохо, – она оставит тебя одного. Просто… зачем оставаться совсем одному, если это необязательно?
У Нила не было на это ответа.
Питер пребывал в раздумьях, просто это головная боль или что-то серьезнее, потому что Нил не только выглядел ужасно, но и явно пребывал не в своей тарелке все утро. Когда Питер забрал его из-за стола, он заполнял запрос на снабжение вверх ногами. На французском.
Нил сгорбился на пассажирском сиденье и закрыл глаза руками.
– Ты, э… в порядке? – через минуту спросил Питер, чертовски надеясь, что это не было началом вызванного глушителем отказа мозга, от которого у Нила начнутся конвульсии в его машине.
– Свет жжет, – невнятно пробормотал Нил.
– В бардачке есть солнечные очки.
Нил мотнул головой и прижал ладони к глазам, так что пальцы впились в кожу. Иногда он отпускал одну руку и скользил ей за голову потрогать устройство, потирая края, где устройство сочленялось с кожей. Питер не был уверен, что он даже сознает, что это делает.
Питер пытался распределять внимание между дорогой и Нилом, надеясь, что сможет определить разницу между "незначительной медицинской проблемой" и "полномасштабный кризисом, срочно звонить в службу спасения". Для такого не выпускали учебных руководств. Он проехал большую часть пути, когда Нил вдруг вскинулся и ударил его по руке.
– Останови, – хрипло сказал он.
Питер беспомощно наблюдал, как Нила рвало в придорожную канаву. Когда он закончил, Питер втащил его обратно в машину. Нил был бледно-зеленым и обмякшим. Питер с самого начала знал о головных болях из-за глушителя телепатии, но это…
– Это всегда так плохо?
– Это? – Нил прищурился, приоткрыв один глаз. – Это ерунда по сравнению с тем, что было, когда эту штуку только нацепили. Сказали, я приспособлюсь.
– У тебя есть какие-то лекарства?
– Они пробовали пару каких-то. Ничего не работает, только темная, тихая комната, что тоже тяжело найти в тюрьме. – Он сглотнул, съежившись у пассажирской двери, и снова закрыл глаза. – Кстати говоря... далеко еще?
Оказалось, они были всего в нескольких минутах. Питер приготовился помогать, но Нил упрямо добрался до дома самостоятельно.
Эл встречала Нила только раз, когда Питер привел его на ужин тем первым вечером после выхода из тюрьмы. Но она охотно взяла руководство на себя, проводила Нила в комнату для гостей и закрыла шторы, прежде чем оставить его одного со стаканом воды, парой крекеров и пузырьком аспирина.
– У него есть какие-нибудь лекарства? – тихо спросила Эл, когда они вернулись вниз.
– Говорит, что нет. Думаю, я завтра отведу его к… – Питер помедлил. Глушитель телепатических способностей Нила был в основном скрыт под шляпой и мог сойти для простого человека за необычный протез. Но не для врача. Питер никогда не переставал думать, как он объяснит Нила медицинскому персоналу, если у того когда-нибудь возникнут проблемы со здоровьем. – Наверное, поговорю с врачами, которые делали операцию. Потому что, черт, он не должен с этим жить. Может, они где-то напортачили. По крайней мере, они должны дать ему что-нибудь от боли.
Он собирался вернуться на работу, но в итоге ненадолго заехал в офис, забрал коробку с документами и направился домой. Особого смысла в этом не было; Нил, похоже, спал или по крайней мере лежал тихо. Но Эл улыбнулась ему, и они вдвоем уселись на диване поработать над своими проектами – она делала по интернету заказы для свадебного банкета, который организовывала, а он просматривал старые дела, связанные с текущим расследованием.
Около пяти Питер прокрался наверх проверить Нила. В комнате царил полумрак, и Нил казался темной формой на кровати, но когда Питер тихонько постучал в дверь, услышал тихое:
– Заходи.
Питер присел на край кровати. Нил растянулся на боку поверх покрывала, спиной к двери. Его галстук был снят, устройство поблескивало в тусклом свете под нижней границей волос.
– Полегчало?
– Немного, – сонно сказал Нил. – Может, чуть позже смогу что-нибудь съесть. – Он перекатился на спину и потер глаза. – Как работа?
– Как всегда, – Питер не собирался признавать, что провел день дома. – Эл планирует специальное легкое меню. Кажется, упоминался куриный суп.
Нил застонал и закрыл локтем лицо.
– Ты же сказал, она не будет хлопотать.
– Она и не хлопочет; ты видишь, чтобы она хлопотала?
– Нет, этим ты занимаешься.
Питер не мог этого отрицать. Вместо этого, не успев остановиться, он сказал:
– Ты правда не привык к такому, да?
– К чему такому? – сразу насторожился Нил.
Что люди добры к тебе, подумал Питер, глядя на него сверху вниз. Что люди заботятся о тебе.
Когда он болел в детстве, его мама всегда оставалась дома и приносила ему стаканы воды и апельсинового сока, и тарелки супа с порезанным треугольничками хлебом. А теперь была Эл; они по очереди ухаживали друг за другом. И хотя обычно Питер чувствовал себя неловко и знал, что не был лучшим в мире пациентом, рядом всегда был кто-то – его мать или отец, или Эл, или тетя, дядя или кузина. И ни разу не было такого, чтобы кто-то не мог, по крайней мере, отвезти его в больницу, или посидеть рядом и убедиться, что с ним не случится смертельного припадка…
Не то чтобы Нил был совершенно один всю жизнь, разумеется. У него была Кейт и этот странный маленький приятель, о котором Нил, похоже, считал, что Питер не знает. И его собраты по лаборатории. Но все равно это должно было быть странное, одинокое детство.
– Ты на меня пялишься, – сказал Нил. – Это добром не кончится.
– Мне просто было интересно… – начал Питер и прикусил язык, но слова уже вылетели.
Нил подождал мгновение и заметил:
– Поскольку раньше у тебя никогда не возникало проблем с задаванием мне неудобных вопросов, то, что ты явно не хочешь об этом говорить, заставляет меня нервничать.
Питер рассмеялся.
– Не в этом дело. Я просто хотел сказать…не то чтобы у тебя было нормальное детство.
И он снова прикусил язык – он не знал, что пытается сказать или, может, спросить. Он не хотел превращать это в допрос, а так и заканчивались обычно подобные разговоры.
– Что такое нормальное? – сказал Нил. Слова вылетели изо рта так легко и свободно, что Питер знал, что это напрактикованный ответ. – Норма – это социальная конструкция, выдуманная телевидением и рекламщиками, чтобы продавать минифургоны, газонокосилки и кока-колу. Ни у кого не было «нормального» детства, Питер.
– Справедливо.
– Но в ответ на вопрос, который ты действительно хотел задать, – тише сказал Нил. – Было не так уж плохо. Наши воспитатели были внимательны к нам. В основном.
«Внимательные» были не то же самое, что заботливые, не то же, что отеческие. «Воспитатели» подразумевали определенный тип отношений, и уж точно не материнские.
– Ты однажды сказал мне, что когда ты и другие сбежали из лаборатории… ты сказал, что тех, кого нужно было наказать, уже наказали.
Нил молчал. Питер посмотрел на него.
– Они мертвы?
Снова тишина. Наконец в тусклом свете голова Нила один раз склонилась в чуть заметном кивке.
Питер на миг закрыл глаза.
– Ты это сделал?
– Нет! – возражение было поспешным и горячим. – Нет, Питер. Не я.
После паузы Нил сказал:
– Это сделал Мэтью. Он всегда был… он был старшим из нас, и повидал больше, прошел через большее, чем мы все…
– Мэтью... Мэтью Келлер?
– Так он теперь себя называет. Я давно его не видел. – Нил свернулся калачиком и пробормотал: – У нас с ним мало общего.
И несмотря на его намерения, это все равно стало допросом.
– Ты не он, – мягко сказал Питер. Судя по виденным им отчетам, Келлер был весьма мерзким типом, даже теперь.
Нил пробормотал едва слышно:
– Надеюсь. Иногда я не уверен.
Питер помедлил, потом протянул руку и неловко положил на плечо Нила. Он не знал, будет ли это принято или нет, но Нил не сбросил его руку; даже наоборот, подался под прикосновение. Сперва напряженные как камень мускулы Нила медленно расслабились, и Нил постепенно обмяк под его рукой.
– Нил? – прошептал он.
Ответа не было. Нил спал.
Мгновение Питер глядел на него. Нил Кэффри, ребус, завернутый в парадокс, скопление противоречий и скрытых шрамов; преступник; жестоко травмированный ребенок; человек, спасший ему жизнь.
Потом он тихо встал и пошел вниз посмотреть, как Эл готовит куриный суп.
Нил не заметил, как заснул, но когда проснулся, вместо солнечных лучей за занавески тихо просачивался свет уличных фонарей. Сев, он увидел на прикроватных часах, что уже больше десяти вечера. Он по-прежнему ощущал себя заторможенным и не в своей тарелке, словно голова была набита ватой, но боли не ощущалось, только смутное нытье у основания черепа, которое никогда не затихало полностью. Ему не удавалось так выспаться с… с тех пор, как в тюрьме на него нацепили эту штуку, наверное.
И ему хотелось есть.
Он тихо спустился вниз, не зная, не спят ли уже Берки. Из гостиной струился мягкий свет, а по телевизору очень тихо шел баскетбольный матч. Питер, откинувшийся на спинку дивана с открытой папкой в руках, глянул, как Нил тихо спускается по лестнице – иногда он сам казался почти телепатом.
– Привет, соня, – с быстрой усмешкой сказал Питер. – Эл уже спит; ей завтра рано вставать. Еда на кухне – давай покажу…
Он начал спускать ноги с дивана.
– Я сам, – быстро сказал Нил.
На плите стояла кастрюля с супом, а на столе – накрытая полотенцем тарелка с роллами, свежевыпеченными и хрустящими, даже чуть-чуть теплыми. Он погрел суп в микроволновке и поел на заднем дворе. Из-за темноты и тишины сложно было поверить, что он все еще в городе. Иногда он слышал хлопанье двери; голоса; шуршанье шин проезжающего мимо автомобиля; но темноту позади дома Берков разгоняли лишь несколько солнечных светильников – дешевых на длинных подставках из Уол-Марта. Нил всегда считал их до ужаса безвкусными, но здесь почему-то они вписывались, дополняя атмосферу пригородного домашнего уюта, окутывавшего дом Берков как тонкие духи.
– Ну как тебе, нормально? – спросил Питер, зависнув в дверном проеме с бутылкой в руке.
Нил кивнул.
– У вас очень… – и он помедлил, потому что то, что он собирался сказать – комплимент дому Питера, или стряпне его жены, или что-то в этом духе – были той самой небрежной банальностью, что он говорил всем, кого пытался одурачить. – У вас очень хорошо организованная кухня, – наконец сказал он.
– Это совместные усилия команды Бёрк, – сказал Питер, усевшись за стол напротив Нила. – Мы с Эл невероятно хорошо организованы в некоторых областях и полные неряхи в других; к счастью, мы дополняем слабости друг друга.
– Кто чистит холодильник? – поддразнил Нил.
– Я собственной персоной. Можешь винить в этом маму Берк. Она вбила мне в голову, что сроки годности проставлены не просто так, и никаким остаткам нельзя позволять жить после этого. – Питер поднял руку ко лбу и щелкнул пальцами.
– Ты, э…
– Голова почти прошла, – сказал Нил. – Думаю, завтра смогу работать.
– Это хорошо. Да. Хорошо.
Тишина. Забавно, подумал Нил, как Питеру отлично удаются разговоры ни о чем в рабочем контексте или если удавалось направить его на тему, которая была ему интересна. Но потом он натыкался на эти стены, когда явно ощущал, что должен что-то сказать, но не мог выяснить что, именно.
А может быть, сказывалась остаточная неловкость после их дневного разговора. Нил приготовился к новым вопросам, но Питер, похоже, не следовал в этом направлении; может, решил на время об этом забыть.
– Я собирался предложить отвезти тебя домой, – сказал Питер, – но…
Он поднял бутылку, теперь почти пустую и, вероятно, не первую.
– Не знал, проснешься ли ты до того, как я лягу спать...
– Я могу вызвать такси. – Интересно было думать, что он мог пойти куда-то не в дешевый притон. Он послал Мозу сообщение с адресом; возможно, вернувшись, он застанет Джун и Моза потягивающими вино на веранде. Судя по его ограниченному до сих пор общению с Джун, ему казалось, что они найдут общий язык.
– Ну, я собираюсь на боковую, – сказал Питер. – Завтра долгий день и все такое. И – только не пойми меня неправильно – но я не думаю, что мы уже достигли такого уровня доверия, чтобы оставить мошенника совершенно без присмотра в моей гостиной, так что…
Пока Нил вызывал такси с телефона, Питер помыл тарелки и потом проводил его до двери.
– Я хочу отвести тебя к врачу, – сказал Питер со внезапностью, убедившей Нила, что Питер проигрывал этот разговор в голове не один раз, готовясь. – Не обязательно завтра. Мне нужно поговорить с Хьюзом – нет, с Банкрофтом, выяснить, насколько именно секретно твое… состояние. Но скоро. Ты не должен с этим жить.
– Банкрофт может сказать, что это часть моего срока, – сказал Нил, пытаясь пошутить, но черный юмор повис свинцовой тяжестью между ними.
– Тогда он неправ, – просто сказал Питер, потом словно испугавшись за свою репутацию строгого агента, добавил: – Ты заслуживаешь срока в тюрьме. Ты нарушил закон. Но это не… не то, что я… черт, Нил, я хочу, чтобы тебя осмотрел другой врач, специалист, может быть.
– По таким, как я, не существует специалистов.
– Диана, – щелкнул пальцами Питер. – Ты встречал Диану? Моего старшего стажера? Конечно, встречал. Ее подруга доктор – не тот, что нужно, но наверняка она кого-то знает. Завтра я поговорю с Банкрофтом и Дианой.
У крыльца притормозило такси, но Нил помедлил еще мгновение.
– Почему ты это делаешь? – спросил он с искренним любопытством.
– Что значит почему? – судя по взгляду на лице Питера, тот даже не задавал себе этот вопрос. – Это какой-то мазохизм? Ты хочешь продолжать страдать от мигреней?
– Ну, нет конечно.
– Ну вот и весь ответ, – Питер придержал ему дверь. – До завтра.
Он сделал движение, словно хотел потрепать Нила по плечу, потом передумал и нацелился на рукопожатие, и наконец положил руку на косяк.
– До завтра, – сказал Нил.
Из такси он оглянулся на дом. Торшер в гостиной Берков мягко светился через занавески. Что-то быстрое и острое резануло по груди. Он хотел этого с Кейт когда-то: дом и очаг, собаку и белый штакетник.
Моз всегда говорил: "Счастливый конец – не для таких, как мы".
И уж точно не для таких, как я, подумал Нил. Он потянулся к затылку, рассеяно проводя по бугоркам из металла и пластика, присосавшимся к его коже.
– Что это у тебя за штуковина?– спросил таксист, и Нил увидел любопытное лицо мужчины в зеркале заднего вида. – Какой-то корсет для спины?
– Да, что-то вроде, – сказал Нил и съехал вниз на заднем сиденье, пытаясь невербально дать понять, что не в настроении разговаривать. Хотя он проспал большую часть дня, он все еще ощущал себя измотанным и выжатым, по причинам, которых не мог четко назвать.
Хотя почему, мог. Это было одиночество. Хорошо ему знакомое ощущение. И он не считал, что это именно отъезд из дома Бёрков – просто напоминание, что у них было то, чего у него никогда не будет. Он мог по касательной пересечь границу их жизней, но они принадлежали иному миру, тому, в который ему никогда не войти.
Он заплатил таксисту щедрые чаевые у дома Джун и в темноте поднялся по лестнице. Моза не было видно. Наверное, и к лучшему. Сейчас из него вышла бы плохая компания. Ему лишь хотелось поспать еще и постараться стряхнуть это муторное ощущение.
Когда он открыл дверь в квартиру Джун – наверное, стоит начать думать о ней как о своей квартире – зазвонил его телефон. Он не собирался отвечать, пока не увидел на определителе номера Питера. Не было смысла его игнорировать; Питер был достаточно настойчив, чтобы звонить, пока не получит ответа.
– Уже соскучился? – беспечно спросил Нил, сбрасывая ботинки.
– Нет, умник, – голос Питера был слегка заплетающимся; он казался полусонным. – Не хочется вылезать из кровати и проверять твой браслет. Просто удостоверяюсь, что ты там, где и должен быть.
Нил присел на край кровати – она была аккуратно заправлена; очевидно, заходила служанка Джун, нужно будет об этом помнить.
– Нет, Питер, я не играю в три карты на углу. Я у Джун, и только здесь и буду всю ночь. Браслет подтвердит мои слова.
– Значит, договорились, – сказал Питер и зевнул. – До завтра.
Нил повесил трубку, все еще на грани раздражения, пока не поглядел на телефон и осознание не ударило его: Он просто проверял, что ты благополучно добрался домой, болван.
Он переоделся в пижаму и попытался подавить это теплое ощущение в груди. Не вышло. Расслабившись на кровати Джун – капля роскоши после недель тонкого тюремного матраса и еще более тонких кроватей мотелей – он свернулся вокруг этого островка тепла в темноте.
End.
Название: Знакомое жжение / Fаmiliar Sting
Автор: Shоliо (Friendshippеr)
Перевод: _Наблюдатель
Оригинал: здесь
Тип: Джен
Жанр: AU, Hurt/Comfort, Friendship
Рейтинг: PG-13
Саммари: AU, сиквел к фику "Молния в ладонях" про телепата-Нила
Объем: ~4 200 слов
читать дальше– Когда я сказал, что ты можешь остановиться где угодно за эту же цену, – сказал Питер, обозревая вид с террасы на крыше Джун, – я не имел в виду этого.
– Я не нарушаю никаких правил, – заметил Нил, откидываясь на спинку кресла с чашкой идеального итальянского кофе Джун в руке. Перехитрить Питера казалось правильным – словно он наконец делал что-то со своей стороны в восстановлении надлежащих границ в их отношениях копа и мошенника.
– Знаю, я просто…. – Питер замолчал, покачал головой и остро глянул на Нила. – Ты не… ну, знаешь? – постучал он по виску.
– Повлиял на нее? Питер, я не могу. Ты это знаешь.
Опустив подбородок, Нил потянулся к затылку пощупать устройство. Холодное зудящее ощущение пронеслось по телу от прикосновения, словно провести вилкой по зубам. Врачи в тюрьме заявляли, что ему всё кажется, что он не может чувствовать через устройство ничего. Конечно, они не сказали ему и того, что устройство обеспечит его непрекращающимся тупым нытьем в голове и еженедельными мигренями.
Питер все еще выглядел подозрительно, а значит, пора было попытаться его отвлечь.
– Вот, – сказал Нил, сунув графин с кофе ему в руки. – Попробуй. Мне нужно одеться.
– Это точно, – согласился Питер.
Нил проигнорировал его и вернулся в квартиру, решив просто так принять долгий горячий душ. У Питер был кофе Джун для компании.
Он вышел из тюрьмы две недели назад и постепенно начинал привыкать к офису белых воротничков. Он узнавал своих... ну, за неимением лучшего выражения, коллег. И он наконец выбрался из ряда местных ночлежек, куда Питер пытался его устроить за семьсот баксов в месяц.
Он все еще с трудом осознавал, что Джун впустила его в дом без использования Прикосновения, как они с Моззи называли это. Моззи утверждал, что у Нила и без того природный талант располагать к себе людей. Нил всегда возражал, что это никому не известно. Глубоко внутри он сильно подозревал, что если бы не мог побуждать людей становиться его друзьями, у него бы вообще не было друзей.
Но Моззи был… Моззи. Моззи был единственным из всех, кому Нил о себе рассказал, кто поверил ему сразу и безоговорочно. Фактически, когда Нил рассказал ему, что правительство проводит тайные эксперименты по управлению разумом, первой реакцией Моззи стало: «Я так и знал!»
И еще Моззи был единственным, кроме группки подобных ему в лаборатории, кто его не боялся – единственный, кто не бросал на него косые взгляды, опасаясь, не роется ли он в их мозгах. Включая Кейт. Когда-то Нил считал, что Кейт была другой. Он поверил, что Кейт может принять его таким, какой он есть. Но все повернулось не так…
Когда он позволял себе об этом думать – долгими бессонными ночами, когда только собственные мысли составляли ему компанию – ему приходилось признать, что он тоже виноват в том, что всё покатилось под откос с Кейт. Потому что он просто не мог быть рядом, не влияя на нее. Несильно. Лишь крошечные вещи. Он проделывал это и с Моззи. Не специально. Просто было так легко чуть-чуть нажать – вот здесь – если у них был тяжелый день и он хотел их чуть-чуть развеселить. Или если проигрывал в споре. Или чтобы отвлечь от чего-то, о чем не хотел разговаривать. Или чтобы предупредить неловкие вопросы, или уговорить Кейт на какое-то дело, которое, он был уверен, окупится для них обоих…
А потом она узнала. И это добром не кончилось.
Моззи, с другой стороны, обычно знал, когда он это делает. Нил понятия не имел, как; это было словно шестое чувство. Может, Моззи просто так глубоко не доверял любому приятному ощущению вообще, что сразу подозревал, что его источник находится где-то извне. В любом случае, обычно он просто говорил: «Нил, прекрати», и всё снова было хорошо.
Хотя больше это не представляло проблемы. В теплой влажной ванной он коснулся устройства у основания черепа. Оно было надето поверх старого устройства – серии устройств, вообще-то, вживленных в его мозг начиная с младенчества и заканчивая подростковым возрастом. Они не смогли вытащить всю эту неразбериху, поскольку она полностью интегрировалась его растущим мозгом в детстве, так что надели эту штуку поверх. По крайней мере, так ему сказали.
Его мнения никто не спрашивал.
Какая-то часть его – заинтересованная, любопытная часть – наслаждалась вызовом его нового положения. Он всегда любил новизну, любил, когда побуждают добиваться большего, а заниматься аферами с телепатией уже становилось скучновато. Но новизна и вызов были бы приятны, только если бы он мог бросить, когда надоест, и если бы от этого он не чувствовал себя паршиво большую часть времени.
Он плохо спал прошлой ночью, что не было необычно, но проснулся с туманным ощущением, которое, подозревал, могло предвещать подступающую мигрень. Но он не чувствовал себя плохо, просто странно. И не знал, сколько симуляции потерпит Питер, особенно осознавая, что уже проверяет границы его терпения с Джун.
Нил протер ладонью запотевшее зеркало в ванной и повернул голову, чтобы глянуть на серебристый блеск у основания черепа. Даже больше головных болей, даже больше странной пустоты в голове, где раньше были чужие мысли… даже больше, чем всё это, он ненавидел видимость устройства. Шляпа делала его менее заметным – по крайней мере, люди смотрели на шляпу, а не его шею – и он объяснял всем любопытствующим, что это из-за проблем со спиной. Но глушитель все равно было видно. От этого он ощущал себя нелепо и не в своей тарелке, что было наихудшим ощущением для мошенника, который всю жизнь учился растворяться, как хамелеон, в любой обстановке.
Раздавшийся стук в дверь заставил его подпрыгнуть. Он все еще не привык, что люди могут к нему подкрасться.
– Ты там что, уснул? – крикнул через дверь Питер.
– Пей свой кофе и тренируй терпение, – сказал Нил, вытирая волосы. – Ты можешь часами сидеть в фургоне, не шевелясь. Десять минут тебя не убьют.
– Фургон – это работа. А мы, позволю тебе напомнить, не там.
Нил фыркнул. Плюс-минут десять минут спустя он вышел на террасу в одном из новых, с иголочки костюмов из коллекции Байрона.
– Ты украл этот костюм? – спросил Питер, хотя его голос звучал скорее позабавленно, чем разгневанно. Может, отличный кофе его смягчил; Нил заметил и исчезновение шоколадных круассанов.
– Он сдавался вместе с домом.
– Ну разумеется.
Нил все еще не мог вычислить Питера. Как только он считал, что его разгадал, что ему удалось извлечь суть этого хитроумного мозга ФБР в простое уравнение, Питер делал что-то, удивляющее его. Питер реагировал с суховатым юмором, когда Нил ожидал гнева, сочувственно, когда Нил ожидал осуждения, прозорливо, когда Нил ожидал списка отупляющих банальностей ФБР – и, как только Нил решал, что может всегда рассчитывать, что Питер будет всем этим, Питер решал не быть ничем из этого.
– Ты же понимаешь, – сказал Питер, когда они спускались к машине, – что как раз из-за того, что ты тут делаешь – живешь на халяву в роскоши, которой не заслужил – именно из-за этого тебя посадили, да?
О чем и речь.
– Она сама предложила, Питер. Клянусь, это с самого начала была ее идея. Я даже оказываю ей услугу, находясь здесь.
– Ты совершенно пропускаешь мимо ушей мою точку зрения, и делаешь это специально.
– Это из-за кофе? Потому что я могу спросить Джун, где она покупает… – Нил прервался, потому что яркий солнечный свет вонзился в голову не хуже кинжала.
– Ты в порядке? – спросил Питер, с обычной тревожной скоростью переключая темы и вглядываясь в лицо Нила.
– Прекрасно, – бодро сказал Нил, надевая шляпу и заслоняя полями глаза.
Он действительно считал, что сможет продержаться день. Но c разгаром дня в отделе белых воротничков туман в голове перешел в боль – а он так надеялся, что она надеялся продержится до конца рабочего дня, когда он сможет доползти до Джун и скончаться с миром. Как обычно, боль началась с места на верху его позвоночника, которое не переставало ныть с тех пор, как на него надели эту штуку два месяца назад, и расползлась по черепу, мучительно вонзаясь в правый глаз. Его тщательно составленный карточный домик самоконтроля начал шататься, а потом полностью развалился, когда один из стажеров принес на обед сэндвич с тунцом.
В довершение всего агент Джонс застал его, когда его выворачивало наизнанку в мужском туалете.
– Эй, Кэффри, ты в порядке?
Беспокойство казалось искренним, или по крайней мере убедительным. Пока что никто из команды Питера не выказывал по отношению в нему открытого презрения или неприязни; похоже, Нил неплохо сошелся со всеми ними, отчего, разумеется, тут же заподозрил, что Питер приказал им всем хорошо к нему относиться по какой-то причине.
– Голова болит, – выдавил Нил, споласкивая рот. Казалось, словно голова сейчас взорвется.
– Мигрень?
– Не знаю. – Нил прислонился лбом к прохладному зеркалу и закрыл глаза от режущего света. – Наверное. Они недавно начались.
– Мой брат страдает мигренями с тех пор, как мы были детьми. И худшему врагу не пожелал бы. – На плечо Нила легла рука, заставив его вздрогнуть. – Хочешь, я поговорю с Питером?
– Нет! – быстро сказал Нил. – Просто… мне уже лучше.
Он лгал сквозь зубы и почему-то не удивился, когда парой минут спустя поднял глаза от расплывающихся перед глазами бумаг и обнаружил стоявшего над ним Питера с ключами от машины в руке. На лице того было откровенное сочувствие, от чего Нилу стало еще хуже. Он все еще напряженно ждал, как на иголках, что его образ сурового, но доброго парня развалится и обнажит бездушного правительственного мерзавца. Но этого всё не случалось, и чем дольше не случалось, тем проще было поддаться мысли, что Питер и есть такой, каким кажется… тем проще становилось привязаться к нему, поверить ему.
– Да, ты идешь домой, – сказал Питер, и Нил осознал, что отключился, уставившись куда-то в галстук Питера.
Питер слегка подталкивал его в нужном направлении, в гараж и в Таурус. Ему было достаточно паршиво, чтобы он не обращал внимания, куда они едут, пока они не пересекли бруклинский мост.
– Мы не едем к Джун?
– Нет, – сказал Питер. – Эл сегодня работает дома, а мне нужно вернуться на работу, так что я решил, что не стоит оставлять тебя одного.
Забота одновременно трогала и раздражала, тем более что он едва мог думать, так что вынужден был обрабатывать по одному предложению за раз.
– Питер, я справлялся с этим самостоятельно с тех самых пор, как на меня надели эту штуку. Не то чтобы со мной случился смертельный припадок.
И он очень пожалел, что об этом подумал.
– Я знаю, – сказал Питер – И знаю, что можешь сам. Эл не будет хлопотать; если хочешь побыть один – и бог знает, я сам ненавижу, когда хлопочут надо мной, когда мне плохо, – она оставит тебя одного. Просто… зачем оставаться совсем одному, если это необязательно?
У Нила не было на это ответа.
***
Питер пребывал в раздумьях, просто это головная боль или что-то серьезнее, потому что Нил не только выглядел ужасно, но и явно пребывал не в своей тарелке все утро. Когда Питер забрал его из-за стола, он заполнял запрос на снабжение вверх ногами. На французском.
Нил сгорбился на пассажирском сиденье и закрыл глаза руками.
– Ты, э… в порядке? – через минуту спросил Питер, чертовски надеясь, что это не было началом вызванного глушителем отказа мозга, от которого у Нила начнутся конвульсии в его машине.
– Свет жжет, – невнятно пробормотал Нил.
– В бардачке есть солнечные очки.
Нил мотнул головой и прижал ладони к глазам, так что пальцы впились в кожу. Иногда он отпускал одну руку и скользил ей за голову потрогать устройство, потирая края, где устройство сочленялось с кожей. Питер не был уверен, что он даже сознает, что это делает.
Питер пытался распределять внимание между дорогой и Нилом, надеясь, что сможет определить разницу между "незначительной медицинской проблемой" и "полномасштабный кризисом, срочно звонить в службу спасения". Для такого не выпускали учебных руководств. Он проехал большую часть пути, когда Нил вдруг вскинулся и ударил его по руке.
– Останови, – хрипло сказал он.
Питер беспомощно наблюдал, как Нила рвало в придорожную канаву. Когда он закончил, Питер втащил его обратно в машину. Нил был бледно-зеленым и обмякшим. Питер с самого начала знал о головных болях из-за глушителя телепатии, но это…
– Это всегда так плохо?
– Это? – Нил прищурился, приоткрыв один глаз. – Это ерунда по сравнению с тем, что было, когда эту штуку только нацепили. Сказали, я приспособлюсь.
– У тебя есть какие-то лекарства?
– Они пробовали пару каких-то. Ничего не работает, только темная, тихая комната, что тоже тяжело найти в тюрьме. – Он сглотнул, съежившись у пассажирской двери, и снова закрыл глаза. – Кстати говоря... далеко еще?
Оказалось, они были всего в нескольких минутах. Питер приготовился помогать, но Нил упрямо добрался до дома самостоятельно.
Эл встречала Нила только раз, когда Питер привел его на ужин тем первым вечером после выхода из тюрьмы. Но она охотно взяла руководство на себя, проводила Нила в комнату для гостей и закрыла шторы, прежде чем оставить его одного со стаканом воды, парой крекеров и пузырьком аспирина.
– У него есть какие-нибудь лекарства? – тихо спросила Эл, когда они вернулись вниз.
– Говорит, что нет. Думаю, я завтра отведу его к… – Питер помедлил. Глушитель телепатических способностей Нила был в основном скрыт под шляпой и мог сойти для простого человека за необычный протез. Но не для врача. Питер никогда не переставал думать, как он объяснит Нила медицинскому персоналу, если у того когда-нибудь возникнут проблемы со здоровьем. – Наверное, поговорю с врачами, которые делали операцию. Потому что, черт, он не должен с этим жить. Может, они где-то напортачили. По крайней мере, они должны дать ему что-нибудь от боли.
Он собирался вернуться на работу, но в итоге ненадолго заехал в офис, забрал коробку с документами и направился домой. Особого смысла в этом не было; Нил, похоже, спал или по крайней мере лежал тихо. Но Эл улыбнулась ему, и они вдвоем уселись на диване поработать над своими проектами – она делала по интернету заказы для свадебного банкета, который организовывала, а он просматривал старые дела, связанные с текущим расследованием.
Около пяти Питер прокрался наверх проверить Нила. В комнате царил полумрак, и Нил казался темной формой на кровати, но когда Питер тихонько постучал в дверь, услышал тихое:
– Заходи.
Питер присел на край кровати. Нил растянулся на боку поверх покрывала, спиной к двери. Его галстук был снят, устройство поблескивало в тусклом свете под нижней границей волос.
– Полегчало?
– Немного, – сонно сказал Нил. – Может, чуть позже смогу что-нибудь съесть. – Он перекатился на спину и потер глаза. – Как работа?
– Как всегда, – Питер не собирался признавать, что провел день дома. – Эл планирует специальное легкое меню. Кажется, упоминался куриный суп.
Нил застонал и закрыл локтем лицо.
– Ты же сказал, она не будет хлопотать.
– Она и не хлопочет; ты видишь, чтобы она хлопотала?
– Нет, этим ты занимаешься.
Питер не мог этого отрицать. Вместо этого, не успев остановиться, он сказал:
– Ты правда не привык к такому, да?
– К чему такому? – сразу насторожился Нил.
Что люди добры к тебе, подумал Питер, глядя на него сверху вниз. Что люди заботятся о тебе.
Когда он болел в детстве, его мама всегда оставалась дома и приносила ему стаканы воды и апельсинового сока, и тарелки супа с порезанным треугольничками хлебом. А теперь была Эл; они по очереди ухаживали друг за другом. И хотя обычно Питер чувствовал себя неловко и знал, что не был лучшим в мире пациентом, рядом всегда был кто-то – его мать или отец, или Эл, или тетя, дядя или кузина. И ни разу не было такого, чтобы кто-то не мог, по крайней мере, отвезти его в больницу, или посидеть рядом и убедиться, что с ним не случится смертельного припадка…
Не то чтобы Нил был совершенно один всю жизнь, разумеется. У него была Кейт и этот странный маленький приятель, о котором Нил, похоже, считал, что Питер не знает. И его собраты по лаборатории. Но все равно это должно было быть странное, одинокое детство.
– Ты на меня пялишься, – сказал Нил. – Это добром не кончится.
– Мне просто было интересно… – начал Питер и прикусил язык, но слова уже вылетели.
Нил подождал мгновение и заметил:
– Поскольку раньше у тебя никогда не возникало проблем с задаванием мне неудобных вопросов, то, что ты явно не хочешь об этом говорить, заставляет меня нервничать.
Питер рассмеялся.
– Не в этом дело. Я просто хотел сказать…не то чтобы у тебя было нормальное детство.
И он снова прикусил язык – он не знал, что пытается сказать или, может, спросить. Он не хотел превращать это в допрос, а так и заканчивались обычно подобные разговоры.
– Что такое нормальное? – сказал Нил. Слова вылетели изо рта так легко и свободно, что Питер знал, что это напрактикованный ответ. – Норма – это социальная конструкция, выдуманная телевидением и рекламщиками, чтобы продавать минифургоны, газонокосилки и кока-колу. Ни у кого не было «нормального» детства, Питер.
– Справедливо.
– Но в ответ на вопрос, который ты действительно хотел задать, – тише сказал Нил. – Было не так уж плохо. Наши воспитатели были внимательны к нам. В основном.
«Внимательные» были не то же самое, что заботливые, не то же, что отеческие. «Воспитатели» подразумевали определенный тип отношений, и уж точно не материнские.
– Ты однажды сказал мне, что когда ты и другие сбежали из лаборатории… ты сказал, что тех, кого нужно было наказать, уже наказали.
Нил молчал. Питер посмотрел на него.
– Они мертвы?
Снова тишина. Наконец в тусклом свете голова Нила один раз склонилась в чуть заметном кивке.
Питер на миг закрыл глаза.
– Ты это сделал?
– Нет! – возражение было поспешным и горячим. – Нет, Питер. Не я.
После паузы Нил сказал:
– Это сделал Мэтью. Он всегда был… он был старшим из нас, и повидал больше, прошел через большее, чем мы все…
– Мэтью... Мэтью Келлер?
– Так он теперь себя называет. Я давно его не видел. – Нил свернулся калачиком и пробормотал: – У нас с ним мало общего.
И несмотря на его намерения, это все равно стало допросом.
– Ты не он, – мягко сказал Питер. Судя по виденным им отчетам, Келлер был весьма мерзким типом, даже теперь.
Нил пробормотал едва слышно:
– Надеюсь. Иногда я не уверен.
Питер помедлил, потом протянул руку и неловко положил на плечо Нила. Он не знал, будет ли это принято или нет, но Нил не сбросил его руку; даже наоборот, подался под прикосновение. Сперва напряженные как камень мускулы Нила медленно расслабились, и Нил постепенно обмяк под его рукой.
– Нил? – прошептал он.
Ответа не было. Нил спал.
Мгновение Питер глядел на него. Нил Кэффри, ребус, завернутый в парадокс, скопление противоречий и скрытых шрамов; преступник; жестоко травмированный ребенок; человек, спасший ему жизнь.
Потом он тихо встал и пошел вниз посмотреть, как Эл готовит куриный суп.
***
Нил не заметил, как заснул, но когда проснулся, вместо солнечных лучей за занавески тихо просачивался свет уличных фонарей. Сев, он увидел на прикроватных часах, что уже больше десяти вечера. Он по-прежнему ощущал себя заторможенным и не в своей тарелке, словно голова была набита ватой, но боли не ощущалось, только смутное нытье у основания черепа, которое никогда не затихало полностью. Ему не удавалось так выспаться с… с тех пор, как в тюрьме на него нацепили эту штуку, наверное.
И ему хотелось есть.
Он тихо спустился вниз, не зная, не спят ли уже Берки. Из гостиной струился мягкий свет, а по телевизору очень тихо шел баскетбольный матч. Питер, откинувшийся на спинку дивана с открытой папкой в руках, глянул, как Нил тихо спускается по лестнице – иногда он сам казался почти телепатом.
– Привет, соня, – с быстрой усмешкой сказал Питер. – Эл уже спит; ей завтра рано вставать. Еда на кухне – давай покажу…
Он начал спускать ноги с дивана.
– Я сам, – быстро сказал Нил.
На плите стояла кастрюля с супом, а на столе – накрытая полотенцем тарелка с роллами, свежевыпеченными и хрустящими, даже чуть-чуть теплыми. Он погрел суп в микроволновке и поел на заднем дворе. Из-за темноты и тишины сложно было поверить, что он все еще в городе. Иногда он слышал хлопанье двери; голоса; шуршанье шин проезжающего мимо автомобиля; но темноту позади дома Берков разгоняли лишь несколько солнечных светильников – дешевых на длинных подставках из Уол-Марта. Нил всегда считал их до ужаса безвкусными, но здесь почему-то они вписывались, дополняя атмосферу пригородного домашнего уюта, окутывавшего дом Берков как тонкие духи.
– Ну как тебе, нормально? – спросил Питер, зависнув в дверном проеме с бутылкой в руке.
Нил кивнул.
– У вас очень… – и он помедлил, потому что то, что он собирался сказать – комплимент дому Питера, или стряпне его жены, или что-то в этом духе – были той самой небрежной банальностью, что он говорил всем, кого пытался одурачить. – У вас очень хорошо организованная кухня, – наконец сказал он.
– Это совместные усилия команды Бёрк, – сказал Питер, усевшись за стол напротив Нила. – Мы с Эл невероятно хорошо организованы в некоторых областях и полные неряхи в других; к счастью, мы дополняем слабости друг друга.
– Кто чистит холодильник? – поддразнил Нил.
– Я собственной персоной. Можешь винить в этом маму Берк. Она вбила мне в голову, что сроки годности проставлены не просто так, и никаким остаткам нельзя позволять жить после этого. – Питер поднял руку ко лбу и щелкнул пальцами.
– Ты, э…
– Голова почти прошла, – сказал Нил. – Думаю, завтра смогу работать.
– Это хорошо. Да. Хорошо.
Тишина. Забавно, подумал Нил, как Питеру отлично удаются разговоры ни о чем в рабочем контексте или если удавалось направить его на тему, которая была ему интересна. Но потом он натыкался на эти стены, когда явно ощущал, что должен что-то сказать, но не мог выяснить что, именно.
А может быть, сказывалась остаточная неловкость после их дневного разговора. Нил приготовился к новым вопросам, но Питер, похоже, не следовал в этом направлении; может, решил на время об этом забыть.
– Я собирался предложить отвезти тебя домой, – сказал Питер, – но…
Он поднял бутылку, теперь почти пустую и, вероятно, не первую.
– Не знал, проснешься ли ты до того, как я лягу спать...
– Я могу вызвать такси. – Интересно было думать, что он мог пойти куда-то не в дешевый притон. Он послал Мозу сообщение с адресом; возможно, вернувшись, он застанет Джун и Моза потягивающими вино на веранде. Судя по его ограниченному до сих пор общению с Джун, ему казалось, что они найдут общий язык.
– Ну, я собираюсь на боковую, – сказал Питер. – Завтра долгий день и все такое. И – только не пойми меня неправильно – но я не думаю, что мы уже достигли такого уровня доверия, чтобы оставить мошенника совершенно без присмотра в моей гостиной, так что…
Пока Нил вызывал такси с телефона, Питер помыл тарелки и потом проводил его до двери.
– Я хочу отвести тебя к врачу, – сказал Питер со внезапностью, убедившей Нила, что Питер проигрывал этот разговор в голове не один раз, готовясь. – Не обязательно завтра. Мне нужно поговорить с Хьюзом – нет, с Банкрофтом, выяснить, насколько именно секретно твое… состояние. Но скоро. Ты не должен с этим жить.
– Банкрофт может сказать, что это часть моего срока, – сказал Нил, пытаясь пошутить, но черный юмор повис свинцовой тяжестью между ними.
– Тогда он неправ, – просто сказал Питер, потом словно испугавшись за свою репутацию строгого агента, добавил: – Ты заслуживаешь срока в тюрьме. Ты нарушил закон. Но это не… не то, что я… черт, Нил, я хочу, чтобы тебя осмотрел другой врач, специалист, может быть.
– По таким, как я, не существует специалистов.
– Диана, – щелкнул пальцами Питер. – Ты встречал Диану? Моего старшего стажера? Конечно, встречал. Ее подруга доктор – не тот, что нужно, но наверняка она кого-то знает. Завтра я поговорю с Банкрофтом и Дианой.
У крыльца притормозило такси, но Нил помедлил еще мгновение.
– Почему ты это делаешь? – спросил он с искренним любопытством.
– Что значит почему? – судя по взгляду на лице Питера, тот даже не задавал себе этот вопрос. – Это какой-то мазохизм? Ты хочешь продолжать страдать от мигреней?
– Ну, нет конечно.
– Ну вот и весь ответ, – Питер придержал ему дверь. – До завтра.
Он сделал движение, словно хотел потрепать Нила по плечу, потом передумал и нацелился на рукопожатие, и наконец положил руку на косяк.
– До завтра, – сказал Нил.
Из такси он оглянулся на дом. Торшер в гостиной Берков мягко светился через занавески. Что-то быстрое и острое резануло по груди. Он хотел этого с Кейт когда-то: дом и очаг, собаку и белый штакетник.
Моз всегда говорил: "Счастливый конец – не для таких, как мы".
И уж точно не для таких, как я, подумал Нил. Он потянулся к затылку, рассеяно проводя по бугоркам из металла и пластика, присосавшимся к его коже.
– Что это у тебя за штуковина?– спросил таксист, и Нил увидел любопытное лицо мужчины в зеркале заднего вида. – Какой-то корсет для спины?
– Да, что-то вроде, – сказал Нил и съехал вниз на заднем сиденье, пытаясь невербально дать понять, что не в настроении разговаривать. Хотя он проспал большую часть дня, он все еще ощущал себя измотанным и выжатым, по причинам, которых не мог четко назвать.
Хотя почему, мог. Это было одиночество. Хорошо ему знакомое ощущение. И он не считал, что это именно отъезд из дома Бёрков – просто напоминание, что у них было то, чего у него никогда не будет. Он мог по касательной пересечь границу их жизней, но они принадлежали иному миру, тому, в который ему никогда не войти.
Он заплатил таксисту щедрые чаевые у дома Джун и в темноте поднялся по лестнице. Моза не было видно. Наверное, и к лучшему. Сейчас из него вышла бы плохая компания. Ему лишь хотелось поспать еще и постараться стряхнуть это муторное ощущение.
Когда он открыл дверь в квартиру Джун – наверное, стоит начать думать о ней как о своей квартире – зазвонил его телефон. Он не собирался отвечать, пока не увидел на определителе номера Питера. Не было смысла его игнорировать; Питер был достаточно настойчив, чтобы звонить, пока не получит ответа.
– Уже соскучился? – беспечно спросил Нил, сбрасывая ботинки.
– Нет, умник, – голос Питера был слегка заплетающимся; он казался полусонным. – Не хочется вылезать из кровати и проверять твой браслет. Просто удостоверяюсь, что ты там, где и должен быть.
Нил присел на край кровати – она была аккуратно заправлена; очевидно, заходила служанка Джун, нужно будет об этом помнить.
– Нет, Питер, я не играю в три карты на углу. Я у Джун, и только здесь и буду всю ночь. Браслет подтвердит мои слова.
– Значит, договорились, – сказал Питер и зевнул. – До завтра.
Нил повесил трубку, все еще на грани раздражения, пока не поглядел на телефон и осознание не ударило его: Он просто проверял, что ты благополучно добрался домой, болван.
Он переоделся в пижаму и попытался подавить это теплое ощущение в груди. Не вышло. Расслабившись на кровати Джун – капля роскоши после недель тонкого тюремного матраса и еще более тонких кроватей мотелей – он свернулся вокруг этого островка тепла в темноте.
End.
@темы: Перевод, Персонажи: Нил, Персонажи: Питер, Фанфики
Может, еще что-то с этой же мыслью придумаете? Было бы очень интересно прочесть!!!
Спасибо за это чудо, автор!
Очень-очень надеюсь на продолжение Ваших переводов!
Мечтательница_, рада, что вам понравилось, но еще раз повторюсь: я не автор, я переводчик. Автор указан в шапке фика.
She-wolf with eyes the sky, спасибо! читать дальше
Но ничего, вы можете передать автору мои слова (я ни гу-гу в английском, так как в школе, вообще-то занимаюсь французским, и то с грехом пополам), а сами принять мои поздравления и мою благодарность)))
Позвольте спросить, читать дальше
читать дальше
тогда спасибо и на том, что перевели! и познакомили с таким прекрасным циклом
Цикл очень хороший, но после работы над ним в течение месяца мне просто хочется чего-нибудь попозитивнее, что ли