[whitecollar]

Название: Подарок от ФБР
Автор: OnYourMark
Переводчик: belana
Бета: Nadalz, Rassda
Ссылка на оригинал: ссылка
Разрешение получено
Рейтинг: PG
Саммари: Элизабет нравится симпатичный агент ФБР, который в данный момент преследует её, разъезжая за ней по пятам на машине наблюдения. А Питер уже влюбился
Дисклеймер: всё принадлежит правообладателям
Примечание автора: в этом фике нет сюжета или какого-либо конфликта. Восемь тысяч слов о том, как двое влюблены друг в друга и счастливы. Вас предупредили

     – Это похоже на фильм, – говорит Николь и добавляет, к неудовольствию Элизабет: – На триллер. И я должна тебе это сказать, Эл: в финале ты умрешь.
     Элизабет двадцать четыре года. У неё есть степень по истории искусства и ещё одна по дизайну интерьеров, именно по этой причине она получила стажировку, которая переросла в должность продавца, а потом – в помощника менеджера галереи Блейкли. Она гордится своей работой, возможно, несколько больше, чем следует. Она ходила на курсы самообороны и знает, что Нью-Йорк гораздо безопаснее, чем кажется, но всё равно носит газовый балончик в сумочке. А на прошлой неделе ей в лицо тыкали пистолетом.
     Проблема в том, что...
     – Тебя ограбили, ты ранима и беззащитна, потом появляется этот коп, и некоторое время ты чувствуешь себя в безопасности. Пока он не начинает тебя преследовать. Он не оставляет тебя в покое, и ты со временем обнаруживаешь, что попала в западню. Закон на его стороне, тебе никто не поможет. Он идет за тобой – ты убегаешь, но упираешься в тупик. Ты разворачиваешься и дерешься, но он тебя убивает. А через две минуты после этого приезжает кавалерия. Камера отъезжает назад, показывая твои мертвые остекленевшие глаза. Титры.
     ...Николь может оказаться права. Вероятность невелика, но она всё-таки есть.
     – Ты говоришь глупости, – заявляет Элизабет. – Он милый. Он и мухи не обидит.
     – И пистолет у него чисто декоративный, да? – ласково спрашивает Николь. Элизабет целую секунду ненавидит её, потом решает, что она не стоит таких нервов, и успокаивается. – Он за тобой следит.
     – Ладно, может, он и оригинал. – Они обе едят салаты, потому что это модно – покупать крохотные порции салата, но Элизабет с тоской смотрит на горячие сэндвичи на витрине индийской забегаловки неподалёку.
     Чуть дальше по улице через дорогу от галереи стоит машина коммунальных служб. Она припаркована в одном и том же месте уже почти неделю. Это никого не обманывает.
     Специальный агент Бёрк высок и приятен, он носит костюмы; он болезненно стеснителен, когда не пугающе расторопен. А ещё он, наверное, сидит в минивэне и ест огромный сэндвич из той забегаловки. Она видела, как другой агент бегал за едой.

     * * *

     Их первый разговор был совершенно не романтичным.
     – Элизабет Эллертон, – произнёс он, сверившись с блокнотом, который ему кто-то дал. Он посмотрел на неё и слегка кивнул, как будто её имя – это вопрос.
     – Я знаю, – сказала она. Её всё ещё потряхивало от пережитого шока. – Эл Эллертон. Все шутят по этому поводу. У моих родителей странное чувство юмора.
     – А мне нравится. Похоже на скороговорку, – ответил он. Потом нахмурился, как будто понял, что сказал глупость (это не была глупость, после этой фразы он стал ей больше нравиться) и прочистил горло. Он внимательно посмотрел на неё: она обхватила себя руками и сжала кулаки, чтобы скрыть дрожь – и нахмурился:
     – Хотите воды? С вами всё в порядке?
     – Всё хорошо.
     – Здесь говорится, это на вас он направил пистолет, – продолжил он, хмурясь. – Эй! Джексон!
     – Да? – отозвался какой-то человек с другого конца галереи.
     – Принеси мне наш набор, – попросил Бёрк и опять повернулся к ней лицом.
     – Что за набор? – спросила она, прикидывая, что он будет делать: снимать отпечатки пальцев, фотографировать её или проводить другую, не менее унизительную процедуру.
     – Моя разработка, – ответил он и забрал у Джексона какой-то сверток. – Здесь есть место, где мы можем посидеть и поговорить?
     Он её не касался и ни к чему не принуждал, просто отвёл в заднюю комнату и усадил на скамью. Он распаковал свёрток и предложил ей его содержимое: толстый теплый плед, бутылку воды и батончик мюсли. Она поняла, что замерзла, а когда накинула на плечи плед, почувствовала себя в безопасности.
     – Меня зовут Питер Бёрк, – тихо сказал он, открыл бутылку и предложил ей. – Я веду это расследование. Парень, устроивший это, совершает ограбления по всему городу, но теперь это моя проблема. Поверьте, вам будет лучше со мной, чем с полицией Нью-Йорка.
     – Готова поспорить, они не выдают пушистые пледы, – сказала Элизабет – он улыбнулся в ответ.
     – Посидите минутку, – сказал он тихо, успокаивающе. – Когда будете готовы, расскажете мне всё.
     Ей потребовалось время, чтобы осознать события этого утра: мужчина с пистолетом, нацеленным на неё; унизительная беспомощность, когда она отдавала ему деньги – но агент Бёрк просто сидел рядом, неподвижный и спокойный. А потом Элизабет внезапно сообразила, что прошло полчаса. Ребята в голубой форме, собиравшие улики, и даже другие агенты ушли, в галерее остались только они одни. Она понятия не имела, куда все делись.
     Но такого облегчения она не чувствовала никогда в жизни.
     Агент Бёрк достал из кармана ручку.
     – Вы готовы? – тихо спросил он.
     Агент Бёрк записал её показания, задал несколько вопросов, дал несколько ответов, вручил ей свою визитку и улыбнулся. Тогда Элизабет впервые заметила, что он симпатичный. Она сразу же обратила внимание, что он высокий, хотя нет, он большой: дело не в росте, он широкоплечий и мускулистый. Она смогла это определить, несмотря на его попытки скрыть это костюмом. Теперь же она заметила, что он юн, у него воронье гнездо на голове и кофейное пятно на галстуке.
     – Простите, что заставила вас ждать, у вас, наверное, миллион дел, – сказала она, провожая его к двери.
     – Ничуть. Именно сейчас я делаю свою работу, – ответил агент Бёрк.
     – Вот, возьмите, – она сняла с плеч плед, но он усмехнулся и покачал головой.
– Заберите себе, считайте это подарком от ФБР. Я с вами свяжусь, если появятся вопросы. – Он замялся. – Вы живете с кем-нибудь?
     Элизабет покачала головой. Она снимала дешевую страшную однокомнатную квартиру, но оно того стоило, потому что квартира давала личную территорию.
     – Есть друзья, у которых можно переночевать? – спросил он с видом, будто хотел задать другой вопрос и ждал ответа именно на него.
     – Вы думаете… – Элизабет нахмурилась.
     – Этот парень никогда не навещал своих жертв. Не думаю, что он хочет, чтобы к нему присмотрелись повнимательней. Но всё равно, лучше перестраховаться. Хотя бы договоритесь с кем-нибудь, кому можно звонить раз в три-четыре часа в течение следующих нескольких дней. Так многие чувствует себя в большей безопасности.
     – Хорошо… Я так и сделаю.
     Он кивнул, взялся за дверную ручку…
     – Агент Бёрк!
     – Да? – он обернулся, удивленно вздернув брови.
     – Спасибо. – Она протянула руку. Он пожал её без намека на то, что считает это странным, ещё раз улыбнулся и ушёл.

     * * *

     – Элизабет? – спрашивает Николь. – Серьезно, что ты будешь с ним делать? Надо заполнить какое-нибудь заявление или что?
     – Он ничего не делает, – отвечает она. Странным образом Элизабет считает необходимым защитить агента Бёрка. – Он просто… наблюдает.
     – Что совершенно точно никого не пугает, – напоминает Николь.
     Элизабет смотрит на минивэн.
     – Сменим тему, Николь.
     – Твои похороны, – демонстративно повторяет подруга, но переходит к другим новостям: борьба со страховой компанией, не желающей выплачивать страховку за кражу наличных, будущая выставка, купленная вчера сумочка.

     * * *

     Второй разговор тоже вышел неромантичным, но был не таким официальным. Агент Бёрк появился в галерее через день после грабежа, где-то после полудня. Элизабет была занята с клиентом, но видела, как он вошёл. Он покачал головой, сунул руки в карманы и начал для виду изучать выставленные неподалеку предметы. Элизабет переключилась обратно на покупателя, но краем глаза следила за его передвижениями. Он, похоже, ходил кругами вокруг одной скульптуры в задней части зала.
     – Агент Бёрк, – позвала она, наконец избавившись от покупателя. Он оторвал взгляд от статуи и улыбнулся. – Надеюсь, это визит вежливости.
     – А? – он, казалось, удивился. – Да, наверное. Я был поблизости, решил зайти.
     – Стандартная процедура? – беспечно спросила Элизабет.
     – Более-менее, – ответил агент Бёрк, изучая скульптуру.
     – Вам нравится?
     – Простите?
     – Скульптура, – пояснила она. – Что вы о ней думаете?
     Он пристально посмотрел на скульптуру и нахмурился.
     – Что это должно изображать?
     – Ну, она называется «Танцующая обнажённая», – Элизабет указала на табличку. – Так что...
     – Хмм... – Он поморщился. – Мне кажется, она похожа на пингвина.
     Элизабет рассмеялась, он посмотрел на неё, улыбнулся и продолжил:
     – Думаю, это реализация ностальгии по модерну, – сказал он. – Похоже на сентиментальную версию чего-нибудь из Генри Мура.
     Элизабет замерла от неожиданности. Она не была готова услышать квалифицированный анализ сразу после фразы «она похожа на пингвина». Он посмотрел на неё через отверстие в скульптуре и улыбнулся.
     – Не знала, что в ФБР есть курс понимания произведений искусства.
     – И бальным танцам нас тоже учат, – ответил агент Бёрк и выпрямился. – Да нет, просто я часто имею дело с произведениями искусства. Набираешься так всякого. В большинстве случаев я работаю с мошенничествами… Скажем так, о поддельной обуви Маноло Бланик я знаю больше, чем мне хотелось бы.
     – Ну, это совершенно точно оригинал.
     – Но это не значит, что я захочу иметь это на своей книжной полке, – ответил он и откашлялся. – То есть, я не хочу сказать, что у вашей галереи плохой вкус...
     – Не я выбираю предметы, которые мы продаем, – заверила его она. – Но она и правда похожа на пингвина.
     – Немного. – Он потер шею неожиданно нерешительным жестом, ничуть не характерным для терпеливого напряженного агента. Он был скорее похож на придурковатого парня, чувствовавшего себя некомфортно в окружении произведений искусства. Элизабет пришло в голову, что он флиртует. Это было чрезвычайно умилительно и немного грустно, потому что совершенно у него не получалось.
     – Вообще-то я оказался неподалеку, потому что... Вы слышали про новый итальянский ресторанчик, «У Донателлы»?
     – Думаю, мы получали рекламку. Ну и как там?
     – Не знаю, я ещё не был. Говорят, там хорошо. Люблю лазанью. – Элизабет отчетливо увидела в глазах Бёрка желание хлопнуть себя по лбу. – Так вы тоже ещё не ходили к ним?
     – Нет. Мы обычно питаемся салатами и минеральной водой, – добавила она.
     – А, это сейчас модно, – ответил Бёрк. – Как бы то ни было, ресторан, говорят, хороший. Сходите как-нибудь.
     – Спасибо, так и сделаю. – Элизабет в принципе поняла, что он пытается пригласить её на свидание, но он становился ещё более умилительным, когда его поддразнивали, поэтому она не удержалась.
     – Ну так вот. Пойду обедать. Было приятно вас снова увидеть, всё... – он оглянулся, – всё под контролем.
     – Заходите в любое время, – ответила Элизабет. Он кивнул и ушёл. Элизабет дождалась, пока он повернул за угол, заметила Антуана, мелькавшего на заднем плане, и хихикнула.
     – Он, что, за тобой приударил? – спросил Антуан. Элизабет кивнула, развеселившись. – Хочешь, чтобы я надавал ему по шее?
     – Нет! Он милый, – ответила она. – Он сказал, что пришёл проведать меня.
     – Не ходи на свидания с копом, – посоветовал Антуан. – Моя сестра говорит, они страшные бабники.
     – Он не приглашал меня, – ответила она. – Но ставлю пять баксов на то, что он вернется и пригласит.
     – Отлично.

     * * *

     Минивэн, конечно, стоит на своем месте, когда Элизабет и Николь возвращаются с обеда; она думает, не постучать ли в дверь и не позвать ли симпатичного агента Бёрка, но решает, что это может оказаться каким-нибудь преступлением. Минивэн появился через день после визита агента Бёрка. Он приходил в третий раз, но у неё был выходной, поэтому он передал записку (ненамеренно очень смешную) через Антуана. Спрашивал, была ли она у Донателлы, и ставил в известность, что они почти поймали парня, обокравшего галерею. У него хороший почерк – разборчивый, деловой.
     – Твой воздыхатель всё ещё за нами наблюдает, – говорит Антуан по возвращении с обеда.
     – Я говорила, он чокнутый, – встревает Николь.
     – Либо вмешайтесь, либо отстаньте, – отвечает Элизабет. Она устала, устала притворяться, что она расстроена, хотя на самом деле она считает сложившуюся ситуацию забавной и умилительной. Может, она сумасшедшая, но она уверена: агент Бёрк, приглядывающий за ними – это славно. Она чувствует себя в безопасности, зная, что кто-то наблюдает, как она уходит из галереи по вечерам. – Он мне нравится. Я считаю его очаровательным.
     – Так постучи в дверь и пригласи его на свидание, – говорит Антуан. – Не знаю, заметила ли ты, но мой дилер отказывается приходить сюда, когда перед входом стоит машина федералов.
     – Ты и так куришь слишком много травки, – отвечает Элизабет. – Я его не приглашу, это будет слишком просто.
     – Клянусь, если машина будет стоять здесь завтра, я пойду жаловаться, – настаивает Николь.
     Элизабет вскидывает руки будто сдаваясь.
     – Хорошо, я подтолкну его в нужном направлении. Найдите мне маркеры. И мне нужно поправить макияж.
     Даже Николь не может найти недостатки в плакате. Он очень смешной. Элизабет выходит из галереи и машет, чтобы привлечь внимание сидящих в машине, и показывает плакат. Честно говоря, она и правда надеется, что это какой-то фильм, романтическая комедия; что агент Бёрк сейчас выскочит из минивэна и поцелует её, а случайные прохожие будут аплодировать. Вместо этого она машет плакатом, улыбается и возвращается на работу.

     * * *

     На следующее утро машины нет, но агент Бёрк появляется без четверти двенадцать. Он подходит к столу, где она подсчитывает доходы за неделю, и показывает фотографию. На ней Элизабет размахивает своим плакатом. У Бёрка на лице смешались раздражение и страх. Прелесть что такое.
     – Из-за этого меня весь офис поднял на смех, – сказал он. – Очевидно, слежка за свидетелем – это нецелевая трата средств ФБР.
     – Вы не оставили мне выбора, – пожала плечами Элизабет. – Мои подчиненные были напуганы.
     – А вы? – спрашивает он. В его голосе отчетливо слышится искреннее беспокойство, хотя он и пытается изобразить плохого полицейского.
     – Я нет. Хотя немного заждалась.
     Он выдыхает через рот, почти раздраженно.
     – Послушайте, честное слово, я не маньяк, я просто не умею это делать. Можете сказать, чтобы я катился к чёрту, и я отвалю. Или же мы можем сходить в ресторан.
     Последнюю фразу он произнес очень быстро.
     – Вы сейчас свободны? – спрашивает она и тянется за пальто.
     – Я… Что? – переспрашивает он.
     – Тот итальянский ресторан. Вы пойдете туда пообедать? – повторяет Элизабет.
     – Но… Фотография… – он усилием воли обрывает фразу. – Да. Да, конечно.
     – Отлично! Пошли.
     Он помогает ей надеть пальто.
     Они спускаются по лестнице, когда у агента Бёрка звонит телефон. Именно так будет складываться их дальнейшая жизнь, но Элизабет пока об этом не знает.
     – Бёрк, – рычит он в трубку, злясь на такое вмешательство. – Слушай, Хьюз мне сказал…
     Элизабет наблюдает. Перемена происходит прямо у неё на глазах. Его взгляд становится острее, губы превращаются в тонкую полоску, на скулах проступают желваки – он становится похож на ищейку, взявшую след.
     – Да. Нет, отлично. Я там буду. Не позволяй никому с ним говорить, пока я не приеду. Он собирается… Ха, нет, этот нахальный су… – он оглядывается на неё и вздрагивает, – …бьект. Ладно, я понял. Да. – Он заканчивает разговор. – Вы не представляете, как мне жаль, но мы только что взяли парня, который вас ограбил, и мне надо…
     – Прекрасно! – говорит она. – Вы его поймали?
     – Мы так думаем. Мне надо идти. – На его лице написано искреннее сожаление. – Но… м-м-м… я вам позвоню?
      – Плохие парни выиграли у лазаньи, – отвечает Элизабет. – Идите, мы перенесем обед. Расскажите потом, что с ним.
     – Спасибо, – отвечает он и в буквальном смысле убегает.
     Она оглядывается, чтобы проверить, видели ли Николь и Антуан его уход, потом отправляется в забегаловку и покупает огромный сэндвич.
     Он звонит ей вечером, опять неуклюжий и смущенный, запинается, объясняя, что хочет пригласить её на свидание, что ему жаль, что в прошлый раз всё сорвалось, но они арестовали вора, и ему придётся заполнять бумаги до утра…
     – Агент Бёрк… Питер, – вклинивается Элизабет. Он замолкает. – Всё нормально. Донателла никуда не денется. Позвони мне, когда освободишься, хорошо?
     – Мне очень жаль.
     – Не стоит. Жду не дождусь новости, что этот парень сидит в тюрьме.
     – До этого ещё далеко, – отвечает Питер.
     Он звонит в пять. Элизабет вешает трубку и задумчиво стучит пальцем по столешнице. У неё есть визитка Питера Бёрка с адресом его офиса.
     У Донателлы готовят еду на вынос. И пахнет она волшебно. Попасть в здание ФБР непросто, но Элизабет знает, как функционирует этот город: она идет к задней двери и говорит, что у неё доставка. Ей дают бейджик посетителя, быстро обыскивают и пропускают (2001 год ещё не наступил. Через несколько лет такой трюк бы не сработал).
     Двадцать первый этаж здания ФБР весь из стекла, бежевый, импозантный. Свет приглушенный, но она видит Питера: одной рукой он ерошит и без того вздыбленные волосы, а другой заполняет бумаги. Пока Элизабет наблюдает за ним из темного лифтового холла, к столу подходит другой агент и бросает какую-то реплику; Питер отрывается от документов и кисло ему улыбается.
     – ...у меня должно было быть свидание. – Элизабет едва слышит эту фразу.
     Когда гость уходит, она открывает дверь и старается не показать страх, который внушает этот громадный кабинет. Он замечает её, только когда Элизабет уже стоит у стола. Он непонимающе смотрит на пакет.
     – Элизабет! – он вскакивает со стула. – Как ты... Ты...
     – Я принесла обед, – радостно объясняет она. – От Донателлы.
     Он переводит взгляд с бумажного пакета на её лицо и обратно. Элизабет ставит еду на стол, распаковывает всё и предлагает ему пластмассовую вилку. Они совершенно одни в офисе. Питер всё ещё не сводит взгляда с пакета.
     – Почему-то я уверен, что тебя здесь быть не должно, – говорит он.
     – Нарушаю правила, – Элизабет улыбается.
     Когда он в конце концов усаживается и открывает картонную коробку с едой, Элизабет радуется небольшой победе. Они сидят и разговаривают. Им неожиданно легко общаться друг с другом, учитывая тот факт, что Питер становится косноязычным в её обществе, а она не знает, можно ли задавать вопросы про работу, расследование, арест. Но разговор касается галереи, потом переходит на историю об одном её странном клиенте, потом – на тот арест...
     – Мне нужно работать, – через час с сожалением говорит Питер, обозревая папки и пустые коробки из ресторана. – Спасибо за ужин. Это было необязательно.
     – Это было самое интересное первое свидание в моей жизни, – отвечает она.
     – О. Это... хорошо?
     – Очень хорошо, да.
     – Отлично. Э-э-э... Давай я тебя провожу, а то у охранника случится сердечный приступ.
     После того, как они выходят из здания, Элизабет оборачивается, замечает, что Питер хочет что-то сказать, и решает: надо его поцеловать до этого. На секунду он деревенеет, но подается навстречу, приобнимает одной рукой, второй касается щеки. Удивительно, но он хорошо целуется. Кто бы мог подумать?
     Когда она отклоняется назад, у Питера закрыты глаза.
     – Можно встретиться с тобой ещё раз? – спрашивает он, затаив дыхание.
     – Завтра за ужином? – предлагает Элизабет.
     – Да. – Он открывает глаза. В них столько страсти... – Встретимся в галерее?
     – Это будет свидание, – заявляет Элизабет. Она уходит, покачивая бедрами. Она на девяносто процентов уверена, что Питер пялится на её задницу, и на десять – что у него сейчас случится сердечный приступ.

     * * *

     Питер идеален, думает Элизабет.
     Во-первых, несмотря на чрезмерную опеку и всю эту слежку, он совершенно спокойно переносит отсутствие внимания, когда она выполняет поручения, занимается делами или просто слишком устала, чтобы идти гулять. Его, кажется, не беспокоит, что Элизабет использует его как повод ходить в индийскую закусочную вместо обедов очередным салатом, и он был поражен, узнав, что она может в одиночку съесть целый бифштекс. При каждой встрече он исполняет десятиминутный танец «Почему она ходит со мной на свидания?», но потом успокаивается, внимательно слушает и говорит интересные вещи. И ещё он поймал человека, который тыкал ей в лицо пистолетом, что производит впечатление даже на её родителей. Элизабет ему это не скажет. Она подозревает, что сам факт, что её родители знают о его существовании, доведет Питера до истерики.
     Но, боже мой, как же медленно он соображает. Прошло три недели, они встречаются за обедом или ужином почти каждый день, а она всё ещё не видела его обнаженным. Это нужно исправить.
     Поэтому Элизабет убеждает его пойти к Донателле в пятницу вечером – это их любимое место, их даже официанты уже знают. Они кушают и пьют вино, потом Элизабет говорит:
     – Хочешь пойти ко мне? – Несмотря на то, что её квартира – это конура на шестом этаже в доме без лифта и с плохим отоплением. Что поделать, это Манхеттен.
     Питер широко улыбается, у него загораются глаза, он целует её и кладет руку ей на бедро, как будто это большая дерзость. Элизабет сжимает его ладонь и проводит пальцем по костяшкам.
     – Я попрошу чек, – бормочет он.
     Что-то есть в этой неспешности, потому что по телу растекается тепло, пока Питер оплачивает ужин (в предыдущий раз платила она) и когда они целуются в такси. Шесть лестничных пролётов спустя Элизабет открывает ему дверь в свою квартиру, но Питер даже не оглядывается по сторонам, обнимает её за талию и целует.
     – Красивая квартира, – говорит он, когда Элизабет толкает его спиной назад к дивану.
– Спасибо, я сама её обставляла, – отвечает она, роняет его на диван и садится к нему на колени. Питер кладет широкую ладонь ей на спину и притягивает ближе, Элизабет расвязывает на нем галстук.
     Питер... основательный. Чувствуется его значимость, как будто он умеет немного прогибать реальность под себя. Это качество Элизабет редко встречала у мужчин её возраста. Физическая основательность у Питера тоже есть, они достаточно часто целовалась и обнималась с ним, чтобы это стало ясно. Но когда она стягивает рубашку с его плеч, выясняется, что он на удивление худощяв: гладкокожий, подтянутый, не грузный, но мускулистый Он краснеет, пытаясь справиться с молнией на юбке, что очень мило.
     – Что тебе нравится? – спрашивает он, касаясь её губ своими. Прикосновения его рук становятся собственническими: искусными и уверенным.
     – Ты, – отвечает Элизабет. Когда юбка исчезает, она придвигается ещё ближе. Питер проводит пальцем по её бедру.
     – Ты мне тоже нравишься, – говорит он. В этой фразе столько искренности – она всего лишь хотела пошутить, но Питер совершенно серьёзен: его действительно приводит в восторг тот факт, что он ей нравится. Элизабет прикусывает мочку его уха, чтобы скрыть лицо, потому что ее вдруг затопляет волна нежности. Питер от удивления глухо стонет.
     – Нравится? – шепчет Элизабет ему в ухо. Вместо ответа он стягивает с неё белье.
     Их первый раз именно такой — нежный, полный открытий, на диване в квартире Элизабет, на том самом пледе, который Питер ей дал в день ограбления. Питер совершенно покорен, а Элизабет пытается понять, можно ли влюбиться за три недели.

     * * *

     Однажды три месяца спустя Питер звонит и отменяет встречу. Это не редкость: иногда в ходе расследования он занимается слежкой или заполняет бумаги. Но сегодня что-то не так. Питер не называет причину, говорит только «на работе кое-что случилось». Он уклоняется от ответа, словно надеется, что она не спросит.
     – Перенесем? – спрашивает он слишком жизнерадостно.
     – Конечно. Поужинаем завтра? – предлагает Элизабет – Питер соглашается без своей обычной секундной паузы «А что же я делаю завтра?».
     Элизабет должна оставить его одного, чтобы он сделал, что считает нужным. Она должна ему доверять. Она убеждает себя, что всё хорошо, потому ей даже в голову не придет, что Питер встречается с другой женщиной за её спиной. Элизабет больше беспокоится, что у него какие-то проблемы. Но она любопытна и немного встревожена, поэтому всё обдумывает и решает, что надо пойти в квартиру Питера и хотя бы просто увидеть его. Элизабет почти уверена, что он не на работе.
     На пороге дома Питера она сталкивается с курьером местного китайского ресторанчика; он открывает ей двери. Пока они ждут лифта, он говорит, что заказ для неё и мистера Бёрка.
     – Знаете что, давайте я всё оплачу, – говорит Элизабет, роясь в карманах в поисках мелочи. – И отнесу еду сама.
     Питер в рубашке и джинсах открывает дверь. Первое, что замечает Элизабет – он выглядит усталым и утомленным. Второе – он удивленно разглядывает её.
     – Доставка для Питера Бёрка? – говорит Элизабет и показывает пакет. Она ожидает услышать какое-нибудь замечание типа «прекрати уже так делать» или «я должен оставлять больше чаевых», но Питер просто пропускает её внутрь и забирает пакет.
     – Здесь очень много еды для одного, – говорит Элизабет, пока Питер выкладывает коробки на кофейный столик. Телевизор выключен, хотя она знает, что сегодня игра.
     – Минимальный заказ для доставки, – рассеянно отвечает он, открывает одну коробку и предлагает ей попробовать. Это её любимое блюдо. – Я решил, когда ты придешь в следующий раз... Разогреть остатки... – Питер неопределенно взмахивает рукой. Элизабет берёт картонку, ставит её на стол рядом с остальной едой и смотрит на Питера. Тот отводит взгляд.
     – Что происходит? – тихо спрашивает она.
     – Просто тяжелый день, – отвечает Питер. – Думаю, сегодня я плохой собеседник.
     Это настолько очевидная ложь, что Элизабет едва не смеется. Боже, её мальчик так мил, совершенно не умеет обманывать. Надо запомнить на будущее, поразмышлять об этом на досуге.
     – Фигня всё это, – заявляет она. Он резко поднимает голову и, наконец, смотрит ей в глаза. – Питер, расскажи, что произошло.
     Целую секунду Элизабет думает, что он сейчас начнёт увиливать или затеет ссору, но он обесиленно оседает. Питер сутулится и закрывает ладонями глаза.
     – Это был очень длинный день, – повторяет он устало. Элизабет придвигается ближе, касается его плеча, обнимает за талию.
     – Что ты можешь мне рассказать? – спрашивает она, слабо представляя, что он вправе и что не вправе обсуждать о расследованиях.
     – Я видел мертвого ребёнка, – отвечает Питер. Его трясет. Он отнимает руки от лица, Элизабет берёт его за руку, касается плеча. – Я видел мертвого ребёнка и застрелил человека.
     Элизабет думает, должна ли она быть шокирована. Она видела его пистолет достаточно часто, видела, как он обращается с оружием (даже просила посмотреть поближе, но он не дал даже коснуться пистолета, потому что её не учили с ним обращаться). Зато Питер показал, как всё работает: ловко извлёк обойму, снял подвижную рейку, не касаясь курка. Но всё равно она должна быть шокирована, да?
     Питер, кажется, разваливается на части у неё на глазах. Со своими чувствами она разберется потом.
     – Хочешь об этом поговорить? – спрашивает Элизабет – он качает головой, только крепче обнимает, целует в макушку. Так они сидят несколько минут, но это немного нелепо и Питеру, должно быть, неудобно. Элизабет медленно выпрямляется, выбирает блюдо, предлагает ему. Они едят молча.
     – Ей было двенадцать, – в конце концов говорит Питер, гоняя кусочки свинины по тарелке. – Так начался мой день. Мертвая двенадцатилетняя девочка. Мы нашли её на складе, координационном центре одного контрафактного производства. Они... Знаешь, так бывает, они заставляют детей стоять на стрёме или использует в качестве курьеров. Они используют девочек, потому что коп-мужчина не имеет права обыскивать подозреваемого другого пола. Они знали, что мы уже близко, а девочка была обузой, поэтому её и застрелили. Как будто она мусор.
     – Милый, – тихо зовет Элизабет. Она никогда не видела его настолько расстроенным, Питера обычно сложно лишить душевного равновесия.
     – А потом мы их взяли, а я видел только мертвую девочку. Один из них потянулся за оружием, и я... прямо в голову, – говорит Питер. – Я выстрелил ему в голову. Я не уверен, почему так поступил: потому что так надо или из-за той девочки.
     Это похоже на исповедь, думает Элизабет; Питер католик. Он озвучил терзавшую его мысль, после чего как будто сдулся, из тела ушло напряжение. Питер отставляет тарелку и притягивает Элизабет ближе, её макушка оказывается под его подбородком.
     – Прости, я сегодня совершенно не в себе, поэтому и отказался от встречи.
     – Всё нормально, – успокаивающим тоном говорит Элизабет. Она отодвигается, чтобы посмотреть ему в глаза: Питер не плачет, но выглядит совершенно раздавленным. – Ты самый справедливый человек из всех, кого я знаю, если это тебя утешит. Ты знаешь, когда использовать оружие, и не любишь причинять боль. Так что если ты не знаешь, правильный ли это был выбор, я знаю.
     Питер смотрит на неё, будто она открыла ему истину.
     – Правда?
     Элизабет кивает. Он медленно переваривает эту мысль, потом откидывается на спинку дивана и целует её в лоб.
     – Спасибо.
     – Что дальше? – спрашивает Элизабет.
     – Заполнение бумаг, – тихо отвечает Питер. – Будет внутреннее короткое разбирательство. У меня не будет полевых заданий, пока оно не закончится, придется походить к штатному психоаналитику. – Он качает головой. – Лучше расскажи, чем ты сегодня занималась.
     Питер теплый, и его больше не трясёт; Элизабет чувствует себя неожиданно сильной. Она сидит рядом с ним на диване, где они свернулись в клубок, защищаясь от всего мира, и рассказывает, как прошёл день.

     * * *

     Четыре месяца спустя её родители не выдерживают постоянных разговоров о Питере и приезжают на Манхеттен, чтобы познакомиться. Элизабет вытаскивает его на ужин с родителями, сестрой и её мужем. Ей кажется, что Питер не столько не хочет встречаться с её семьей, сколько беспокоится, что его посчитают придурком. Что само по себе смешно: её родные любят его хотя бы за поимку того вора, но Питер этого не понимает.
     За ужином он молчалив, ест мало и не убирает руку с её колена. Когда же Питер заговаривает, он оживлен, умён и очарователен. Он ничуть не похож на её родственников: он математик, а они гуманитарии, родители Элизабет в достаточной мере хиппи, чтобы переживать из-за того, что их дочь встречается с федералом – но за столом нет ни ссор, ни резких слов. У Питера стабильное будущее, и ему не надо защищаться (либо слишком напуган, но Элизабет почти уверена, что это первое).
     – Ну? – спрашивает Элизабет позже, когда её родственники разъехались по домам, а они сами идут в кафе-мороженое. Она знает, что Питер считает её любовь к полуночным свиданиям с мороженым забавной привычкой, даже если он никогда в этом не признается. – Что думаешь, они тебе подходят?
     – Мне подходят? – переспрашивает он.
     – Конечно. Они разглядывали тебя, ты оценивал их. Родители будут мне завтра звонить и разбирать твоё поведение, так что ты можешь поставить оценки им.
     – О. – Питер думает. – Конечно. Они приятные люди. То есть... – он пытается сформулировать свою мысль. – Ради тебя я готов со многим мириться.
     – Ну спасибо! – Элизабет пихает его, он, смеясь, отвечает ей легким тычком по рёбрам.
     – Прости, я не это хотел сказать. Просто они могли оказаться очень неприятными людьми, но это было бы не важно, – объясняет он. – Ты их любишь, этого достаточно.
     Её поцелуй сладкий и холодный от мороженого.
     – Тебя я тоже люблю.
     – М-м. Я тебя тоже, – отвечает Питер. Они сидят молча, потом он откашливается, вертя в руках ложечку. – Я тут подумал: хочешь как-нибудь на выходные съездить на север? Листья желтеют, там будет красиво. Ты сможешь познакомиться с моим отцом.
     – С радостью, – отвечает Элизабет.

     * * *

     Питер – более молодая копия своего отца. Наблюдать за их взаимодействием немного страшно, когда Элизабет смотрит на Тома Бёрка, она видит Питера лет через тридцать – может, более элегантного, но по сути того же. Это не плохо, Том – хороший человек. Просто странно.
     Питер говорил, что они жили вдвоем с отцом, т.е. в семье Бёрков совершенно иная динамика, чем у Элизабет с её родителями. Питер пытался объяснить, как это происходит, но получилось только: «Есть только ты и он. Ты входишь в комнату, обсуждаешь что-то и уходишь. Всё просто. Или, может, очень сложно».
     Элизабет думает, что это было не просто, двое настолько похожих людей под одной крышей, но с другой стороны, Питер чувствует себя комфортно с отцом, а Том очевидно гордится сыном. У Питера никогда не было приступов ненависти к миру в подростковом возрасте, между ним и его отцом существует связь, которую Элизабет не понимает. Может, и не надо. Том очень рад её видеть, так ей и говорит, забрасывает вопросами о продажах в галерее. Напряжение возникает, только когда Том спрашивает Питера, был ли он в церкви, тот отвечает: «Пап, мы это уже обсуждали».
     Питер не посещает церковь, Том – напротив, но, кажется, это закрытая тема.
     У Тома они проводят сутки – они уехали из Нью-Йорка в пятницу днем, должны вернуться обратно в субботу вечером. Возможно, чтобы избежать споров из-за воскресной службы, Элизабет не решается спросить. Они будут спать в разных постелях – это даже не обсуждается, – но у Питера виноватый взгляд, когда он показывает свою старую комнату. Ностальгия Бёркам не знакома, детская превращена в кабинет: телевизор в углу, кожаное кресло, на столе какая-то электронная штуковина, которую Том строит. В другом углу стоит застеленная кровать.
     – Где ты будешь спать? – спрашивает Элизабет, обнимая Питера за талию.
     – На диване в гостиной, – уныло отвечает он.
     – Питер…
     – Нет, ты гость в этом доме, – возражает он и целует её.
     Той ночью Элизабет лежит в кровати и думает о детстве – Питер спал в этой комнате с бейсбольными постерами на стенах, где лунный свет просачивается сквозь занавески. Она вспоминает свою спальню с двухъярусной кроватью, абсолютное спокойствие от того, что Сусанна всегда рядом. Они с Сусанной жили в одной комнате, пока Сью не поступила в колледж; их куклы, косметика и одежда валялись повсюду, создавая полный беспорядок. В этом хаосе можно было найти и учебники Сью по химии, и софтбольную форму Эл, обычно висевшую на большом роботе, которого они вместе построили из Лего.
     Раздается стук в дверь; когда она открывается, в комнату заглядывает Питер и ухмыляется.
     – Как кровать? – шепотом спрашивает он.
     – Холодная, – отвечает Элизабет. Питер босиком крадется по комнате и забирается в кровать. Они целуются и уговаривают друг друга вести себя потише, когда Элизабет стаскивает с него пижамные штаны, а Питер касается её груди сквозь тонкую ночную сорочку. Всё происходит медленно и тайно, как будто это преступление. И хотя утром Питера уже нет рядом, она помнит, как он шептал ей на ухо всякие глупости и никуда не уходил, пока Элизабет не заснула.

     * * *

     На следующее утро, спускаясь по лестнице, она слышит голоса. Питер и его отец уже встали, по дому витает запах кофе. Элизабет замирает перед открытой дверью и слушает. Она хочет собрать секреты Питера как сокровища.
     – ...боишься? – спрашивает Том. Раздается лязг – сковороду ставят на плиту.
     – Я не боюсь, – отвечает Питер будто защищаясь.
     – И?
     – Пап, прошло только четыре месяца. Этого недостаточно.
     – Почему? Был бы я помоложе, я бы...
     – Пап!
     – Ну, что ты думаешь узнать через год, два, десять лет из того, что ещё не знаешь?
     Питер вздыхает.
     – Много чего.
     – Ничего важного, – отвечает Том. – Питер, не упусти её.
     – Не собираюсь. – В голосе Питера отчетливо слышен гнев, но Элизабет не может понять причину. Это же хорошо, да? Что она нравится Тому? – Я не хочу её напугать, я уже один раз так всё испортил.
     Его отец смеётся.
     – Говорил я тебе, собери волю в кулак и спроси напрямую, а не прыгай вокруг неё с камерами и микрофонами.
     – Угу, спасибо, – кисло отвечает Питер. – Ты же знаешь, я не... Я никогда этого не умел. Она говорит, что любит меня.
     – Так женись.
     Элизабет затаивает дыхание, а Питер возражает:
     – Четыре месяца!
     – Не важно! Сынок, ты знаешь, я не требую с тебя внуков, я знаю, что у тебя хорошая работа, но бога ради...
     – Давай сменим тему, – прерывает его Питер предостерегающе. Он никогда не разговаривал с ней таким тоном, но Элизабет слышала эти интонации. Однозначный сигнал: не давите на меня. – Я не сделаю предложение женщине, которую знаю четыре месяца. И если мы поженимся, свадьбы по католическому обряду не будет. Так что даже не начинай.
     Повисает тишина, слышно только, как шипит бекон на сковороде. Элизабет не может решить, это зловеще или печально.
     – Я её люблю. Правда, – в конце концов говорит Питер. – И мы когда-нибудь поженимся, если она согласится. Но вся эта религия...
     – Я знаю, – отвечает Том. В его голосе проскальзывает сожаление. – Я только хочу...
     – Это не для меня, пап. Я знаю, что правильно, а что – нет. Мне для этого не нужен священник. И мне не нужно прощать грехи, они мои. – Он выдыхает.
     – Ты не хочешь облегчить свою душу? – тихо спрашивает его отец. – Ведь это больно: знать, что ты можешь застрелить человека.
     – Я уже убивал.
     – Это я тоже знаю. Ты был прав, служил своей стране. Не это ли пишут в буклетах, которые ты привозил домой?
     – Про правду там ничего не было, – пытается отшутиться Питер.
     – Просто я думаю, что если бы ты знал...
     – Я знаю, пап, что меня любят. Ты, Элизабет. Не вижу причин, почему я должен верить своим ощущениям меньше, чем какому-то парню, считающему, что он говорит с Богом.
     На секунду Элизабет думает, что это Питер вздыхает, но быстро понимает, что это Том.
     – Ты вырастил из меня хорошего человека, это лучше, чем воскресная школа, – говорит Питер. – Присмотри за блинчиками. Я пойду разбужу Элизабет.
     Она так увлечена своим занятием, что едва успевает среагировать. Элизабет сталкивается с Питером в дверном проёме, он смеется, обнимает за талию и возвращается в кухню, где пахнет жареным беконом.
     – У тебя, должно быть, уши горят, он как раз за тобой шёл, – говорит Том. – Бери стул.
     Такой диалог между любыми другими людьми, думает Элизабет, никогда бы не касался любви и веры. Остальные выясняли бы, кто от кого ушёл, кто из них безбожный грешник. Теперь она понимает: Том хочет, чтобы его сын знал, что его любят; чтобы он не страдал, делая вещи, которые делать не хочет. Он не боится, что Питер попадёт в ад. Он хочет, чтобы сын был счастлив.
     Элизабет думает: наверное, Том нашёл утешение в церкви, когда умерла мать Питера. Но у Питера есть отец и Элизабет, как он сам и сказал. Он очень похож на Тома, но он не Бёрк-старший.
     Тем вечером по дороге на Манхеттен она порывисто поворачивается и говорит:
     – Твой отец считает, что ты должен на мне жениться.
     Питер улыбается, глядя на дорогу:
     – Так ты это слышала, да?
     – Так ты хочешь?
     Он перехватывает руль поудобнее.
     – Думаю, четыре месяца знакомства – это слишком короткий срок.
     – Я не это спросила, – ухмыляется Элизабет. – Ты хочешь? Жениться на мне?
     Питер молчит, сжав зубы и вцепившись в руль.
     – Конечно. Да, – в итоге говорит он. – Думаю, именно с тобой я хочу прожить всю жизнь. Я не верю своему счастью. Но я не хочу выглядеть агрессивным.
     – Или не хочешь видеть довольную улыбку отца, потому что он был прав? – лукаво спрашивает Элизабет.
     – И это тоже.
     – А что если я хочу, чтобы ты казался агрессивным?
     – Ты хочешь?
     – Спроси – узнаешь.
     – Эл… – В его голосе сквозит раздражение.
     – Да ладно, Питер, – веселится Элизабет. – Наруши правило.
     – Ты… Тебе нельзя использовать этот аргумент против меня! Никогда!
     – Знаешь, я думаю, это какой-то знак, – размышляет Элизабет вслух. – Потому что я уже думала, сколько времени должно пройти, чтобы я не выглядела корыстной и могла начать делать тонкие намёки.
     – Этот намек далеко не тонок.
     – Я не хочу заарканить мужа, – говорит она. – Я хочу тебя.
     – Я не боюсь, что ты сбежишь, если я не надену кольцо тебе на палец.
     – Что ж, прекрасно.
     – Отлично. – Питер мнётся. – Стоп, мы ссоримся?
     – Нет, милый, – уверяет его Элизабет. – Думаю, мы только что договорились о помолвке.
     Он останавливает машину на обочине, не резко, но достаточно быстро, чтобы Элизабет удивилась.
     – Нет, – уверенно говорит Питер, отстёгивает ремень безопасности и выходит из машины.
     – Нет? – переспрашивает Элизабет обеспокоенно. Может быть, она, сама того не зная, стала причиной нервного срыва. Но она наблюдает, как он обходит вокруг машины, и едва успевает отстегнуть свой ремень, прежде чем распахивается её дверь.
     – Пошли, – настаивает он, берёт её за руку и ведёт с дороги в лес. Он шагает спиной вперёд, тянет её за собой, пока они не оказываются посреди кучи золотых и алых листьев, а небо становится едва видно сквозь ветви деревьев.
     – Я женюсь на тебе не для того, чтобы шокировать общественное мнение, – говорит Питер, берёт её за обе руки и целует.
     – Приятно слышать, – отвечает Элизабет, всё ещё беспокоясь.
     Потом он опускается на одно колено – и она не может вдохнуть. Это смешной жест, и очень на него не похоже, хотя, может, и наоборот: Питер верит в то, что всё надо делать по правилам.
     – Ты выйдешь за меня замуж? – спрашивает он, глядя на неё снизу вверх. Весь мир состоит из красных листьев, желтых листьев и карих глаз Питера.
     – Нет, – говорит Элизабет.
     Питер выглядит… больше растерянным, нежели раздавленным.
     – Что?
     – У тебя нет кольца, – объясняет она.
     Он открывает рот от удивления, вскакивает и начинает её щекотать. Они падают на груду сухих листьев и борются друг с другом, пока не оказываются покрыты листьями, вероятно, жуками, веточками и прочим, о чём Элизабет не хочет даже думать. В конце концов Питер оказывается на спине, а Элизабет сидит сверху и целует его.
     – Ну так что? – тихо спрашивает он.
     Она трётся о его щёку, вдыхает запах. Мокрые листья и Питер.
     – Да.
     – Отцу не скажем, – добавляет он, когда они встают. – А то он никогда не перестанет ухмыляться.

     * * *

     Кажется, десять лет пролетели как один миг.
     Прошла вечность, прежде чем они всем рассказали, и ещё одна – до собственно свадьбы. Но после этого время летело: тушеное мясо и ветчина с пряностями, Сачмо, их новый дом, её собственный бизнес, его галстучная булавка – сувенир на десятилетний юбилей работы в бюро; дни, когда Элизабет приходила домой раздраженная, потому что «Burke Premier Events» едва окупает затраты на себя; дни, когда Питер приходит домой усталый, потому что он не поймал этого негодяя, или поймал, но потом всё пошло вкривь и вкось.
     День, когда Питер арестовал Нила Кеффри. День, когда Элизабет провела своё первое большое мероприятие, и клиент сказал, что они хотят ещё четыре в течение года. Открытки с поздравлениями на день рождения от Кеффри. Годовщины. Пропущенные ужины, каждый из которых был скрупулёзно перенесён на другой день (ни один из них не был так уж важен). Несчастный случай на дороге и его дрожащие руки, когда Питер приезжает в больницу и видит, что с ней всё в порядке (он не верил, пока не увидел собственными глазами). Новый Таурус. Питер страшно гордится этой машиной.
     Десять лет. Элизабет оказывается на пляже в Белизе, где восхитительнейший закат окрашивает песок в розовый цвет. Питер сидит на шезлонге, а она по большей части сидит на Питере, уткнувшись головой в его плечо, чувствуя его руки на своей талии. Она слышит, как в его голове поворачиваются шестерёнки, знает, что он всё ещё переживает из-за этого дела с Кеффри, но разговаривать не хочется. Она сама провела немало времени, переживая, успела ли Ивонн отправить предложения вовремя, хотя знает, что успела. Питер понимает, что ему позвонят, если Кеффри сбежит, и, кажется, понимает, что Кеффри никуда не денется.
     Нила завораживает Питер. В любом случае, Питер его ещё раз поймает. Элизабет понимает чувства Нила. Питер и её завораживает.
     – Знаешь что? – говорит она, устраиваясь поудобнее. – Я счастлива.
     – Да? – Питер целует её в ухо. – Хорошо.
     – Ну, – добавляет она, – ты всё ещё считаешь, что четыре месяца – это слишком рано?
     – Эл! – стонет он.
     Они взрослеют: Элизабет – самодостаточная женщина, у которой есть красивый дом, успешный бизнес и хорошая жизнь. Питер более уверен в себе, чем на момент знакомства, и волосы у него больше не топорщатся, вот, собственно, и всё. Они знают друг друга до мелочей, знают ритм, настроения, пульс.
     – Честно говоря, – говорит Питер через некоторое время. – Я был готов сделать предложение, когда ты вошла в кабинет с обедом.
     – Ничего страшного. Я бы ответила «Да», когда ты назвал ту дурацкую скульптуру пингвином.
     – Готова ещё к десяти? – спрашивает он, разглядывая собственную руку. Питер подарил ей этот пляж, этот закат; она – кольцо, которое он теперь не снимал. Элизабет заметила, как он играет с печаткой, крутит на пальце, исподтишка любуется бриллиантами. Она беспокоилась, что он посчитает подарок слишком броским. Это, конечно, мужское кольцо, но Питер никогда не любил украшения. С другой стороны, она не уверена, что он это даже заметил. Это подарок от неё, остальное не важно.
     – Не думаю, – отвечает Элизабет. – Как насчёт тридцати или сорока?
     – Договорились. – Питер встаёт с ней на руках, аккуратно ставит её на песок и целует.
     – Ужин? Я умираю с голоду.
     Она смеётся и опирается на Питера по дороге к дому. Через неделю они вернутся в Нью-Йорк к работе, организации ужинов, собственной кровати и жизням. Здесь хорошо, но там тоже будет неплохо: Элизабет и её подаривший ей плед застенчивый агент ФБР, который считает её лучшей частью своего дня.